Есть что-то в жизни, мимо чего не пройти, во всяком случае, в моей жизни, жизни уже стареющего человека, есть что-то в жизни, что я буду видеть всегда, отблеск некогда случившегося, светлый отблеск, как я говорю, светлый отблеск, запавший мне в душу, который, возможно, так запал в душу оттого, что полон непонятных значений, значений, возможно, вовсе не являющихся таковыми, возможно, светлый отблеск этот не имеет никакого смысла для всех, кроме меня. Перед глазами у меня несколько таких светлых отблесков. И когда я уже довольно скоро умру, эти отблески исчезнут со мной, отблески исчезнут, но это не страшно, потому что они уже исчезли, это было так давно, эти отблески случившегося некогда во времени, в пространстве, в точке, где пересекаются время и пространство, слишком давно были эти
отблески, отблески давно исчезли. И ты тоже давно исчезла. И ты, запавшая в мою душу, в каких-то светлых отблесках, там, где я тебя вижу, где я вижу, ты что-то делаешь, ты тоже давно исчезла. Все исчезло. Ты исчезла. Время, когда все случилось, исчезло. И я тоже вскоре исчезну. Такова жизнь. Но я вижу тебя впервые, я вижу, ты идешь через школьный двор, и потом всю жизнь я видел, как ты идешь через школьный двор, что-то было в твоих движениях, в том, как ты шла, в твоем несколько высокомерном взгляде, какой-то гордости, но в то же время казалось, ты стесняешься и хочешь спрятаться, я видел, как ты идешь через школьный двор, твои движения, твои черные волосы, свободно болтающаяся куртка. Когда я увидел, как ты идешь через школьный двор, со мной что-то случилось. Я не знал, что это, не знаю и теперь. Это ничего не означает, не имеет никакого смысла, но именно такие светлые отблески, как отблеск твоих движений, когда ты шла через школьный двор, именно в этой гимназии, именно в этот год, именно в это утро, в твой первый день в новой школе, однажды посреди осени, именно то, что я увидел в твоих движениях, запало мне в душу, осело не только в памяти, но и на моих собственных движениях, в том, как я двигаюсь. Я видел, как ты шла через школьный двор, в сумерках. Смешно. Просто смешно. Это ничего не значит, но я приближаюсь к концу своих видений, а там — ты идешь через школьный двор ранним осенним утром, я ясно вижу, для меня это очень значимо, и другой отблеск — ты сидишь в школьной столовой с кем-то еще, но в то же время ты одна, ты с другими, но ты — сама по себе, одна, ты сидишь одна с другими, ты сидишь, у тебя черные волосы, ты сидишь на дальнем конце стола, где ты обычно сидела, я часто видел, как ты там сидишь, но я помню именно тот раз, когда ты там сидела, и что-то есть в твоих глазах, в том, как ты поднимаешь взгляд, что-то в твоем взгляде, что-то, чего я никогда не понимал, что-то в нем было, в твоем взгляде, который запал мне в душу, я не понимаю, что это, но ты сидела там, ты сидела и подняла взгляд, ты просто сидела, подняла взгляд, и все мои слова о твоем взгляде будут неверными, невозможно сказать, как ты посмотрела, в твоем взгляде было слишком много всего, в тот день в школьной столовой, где ты сидела за дальним концом стола, сидела одна вместе в другими, что-то было непостижимое в твоем взгляде, мелькнуло и исчезло, именно там, именно тогда. Мне не забыть то, что было в твоем взгляде. Это запало мне в душу. Твой взгляд во мне во всем. Я не понимаю, почему мне никогда не забыть твой взгляд. Он во мне, глубоко во мне, он стал частью моего собственного взгляда, потому что, когда я смотрю, в моем взгляде есть что-то от твоего. Этого не понять, в этом нет никакого смысла, это ничего не значит. Но теперь, когда моя жизнь подходит к концу, а так оно и есть, то, что было тогда в твоем взгляде, я помню яснее всего в жизни. Это звучит странно, неправдоподобно, потому что из всех людей, кого я любил, из всего, что было, что-то в твоих движениях, в том, как двигалось твое тело ранним утром посреди осени, когда ты пришла в гимназию, где я учился, останется самым отчетливым воспоминанием моей жизни. Как же все странно. Странный этот твой взгляд утром в школьной столовой, где ты сидела на дальнем конце стола, одна вместе с другими, и твои глаза, и то, как ты посмотрела, странно, что этот твой взгляд стал самым важным в моей жизни, будучи, в сущности, совершенно лишенным какого-то особого значения. Я уверен, знай ты об этом, ты бы смутилась и больше бы со мной не разговаривала, это было бы слишком больно, слишком трудно, ведь что я мог увидеть в самых банальных твоих движениях, в самом банальном твоем взгляде, как бы ты чувствовала себя в моем присутствии, как нечто затаившееся, нечто такое, что должно исчезнуть, так бы ты себя и чувствовала, скажи я тебе, что будут значить для меня движения твоего тела в то утро, твое первое утро в гимназии, осеннее утро, в холодном свете, с легким дождем и легким ветром. Ты бы не смогла понять, ты бы не смогла со мной жить. А скажи я тебе, что для меня будет значить твой взгляд в школьной столовой, где ты сидела одна с другими, когда ты его подняла, ты бы не смогла смотреть так свободно все годы, что мы прожили вместе. В этом я уверен. Поэтому я тебе ничего не говорил. А может быть, мне только кажется, что тебя бы это задело. Может быть, стоило тебе сказать. Я держал тебя за руку, когда ты умирала, и я тебе ничего не сказал, даже тогда. Я слышал, как замедляется твое дыхание, прерывается, останавливается, исчезает надолго, видел уходящую жизнь в твоих глазах, потом дыхание возвращалось, потом снова исчезало, потом пропало, и тогда, именно тогда, я увидел, как твой взгляд перемещается по комнате, а в нем — все то, что было в твоих движениях, я увидел, как превратились твой взгляд и твои движения в один момент в нечто неясное и потом исчезли. Я увидел, как твой взгляд опустел. Я видел твои глаза в последний раз. Я опустил твои веки. И я услышал твой голос, голос, который я слышал много раз, я услышал твой голос таким, каким буду слышать его всегда, до конца жизни, пока я не уйду и твой голос тоже не уйдет вместе со мной, я услышал твой голос, это было днем, какое-то собрание в актовом зале в гимназии, на которое мы пришли, кто-то тебя о чем-то спросил, ты встала, ты что-то сказала, ты снова села, не помню, что это было за собрание, не помню, что ты сказала, но что-то было в твоем голосе, в том, как соединялись голос и тело, когда ты встала, что-то было в твоем голосе, что-то, что я с тех пор всегда слышал внутри, не знаю, что ты сказала, не помню, это не имеет значения, это ничего не значит, но что-то в твоем голосе тогда, в тот день, в актовом зале нашей гимназии, что-то в твоем голосе, когда ты встала, черноволосая, что-то в твоем голосе я с тех пор всегда слышал, где-то внутри себя. Я никогда тебе не говорил. Я не мог сказать. Я не мог сказать, что все, что ты говорила позже, имело для меня такое же значение, как то, что звучало в твоем голосе именно в тот день в актовом зале нашей гимназии, когда ты сказала что-то, не помню что. Я увидел, как ты идешь через школьный двор ранним осенним утром в холодных сумерках, увидел что-то в твоей манере двигаться, что я запомню навсегда. И я увидел, как ты сидишь на дальнем конце стола в школьной столовой, ты подняла глаза, и я увидел что-то в твоем взгляде, что я буду помнить всегда. И я увидел, как ты встаешь однажды днем, в актовом зале нашей гимназии, и я услышал что-то в твоем голосе, от чего я никогда не избавлюсь. А теперь тебя нет. Когда ты умирала, было что-то в твоих движениях, в твоем взгляде, в твоем голосе, что пронзило меня, и наполнило комнату, и распространилось по темнеющему небу за окном больничной палаты. Не знаю, что это было, не знаю, что это. Я бы не сказал тебе, останься ты в живых, тебе стало бы труднее, потому что я хотел, чтобы твое тело двигалось именно так, как когда ты просыпалась, усталая и раздраженная, когда ты злилась, когда ты радовалась, когда ты ругала меня и называла чудовищем, я хотел, чтобы твое тело было именно таким, я не хотел тебе говорить, что во мне есть светлый отблеск, так сказать, внутри меня, во мне есть то, что двигалось в твоем теле или двигало твое тело, когда ты шла через школьный двор в то утро, оно внутри меня. Я не хотел тебе говорить о том, что я видел в твоем взгляде. Ты должна была смотреть так, как тебе хотелось, не задумываясь о том, что твой взгляд внутри меня, твой взгляд в моем взгляде. Я не могу тебе сказать. И я не мог тебе сказать, насколько сильно твой голос запал мне в душу, тогда бы твой голос не мог быть таким злым, не настолько злым, как когда ты меня бранила, изо дня в день, говоря, что я чудовище, что я ужасен. Твой голос должен был принадлежать тебе. Я никогда тебе не говорил, что твой голос был глубоко внутри меня. А теперь ты умерла. Теперь тебя больше нет. Теперь больше нет твоих движений, твоего взгляда, твоего голоса. Все же во мне, пока еще. И я не боюсь умереть.
