Я не могу без тебя
Шрифт:
– Здравствуй, мама.
28–
Я все еще буду тебя любить…
Зона вылета
8 часов 15 минут
– Здравствуй, Валентина.
Держа в одной руке секатор, в другой – блестящую металлическую лейку, Валентина готовилась к открытию своего цветочного салона. На фоне прозрачных стен из стекла в рамках алюминиевых конструкций и стерильно-белого пластика коридоров, витрина ее магазина в аэропорту выглядела необычно живо и даже вызывающе. В ее оформлении смешался флер старого времени и стильное очарование цветочных базаров парижских пригородов.
Валентина обернулась. Конечно, она состарилась. Неумолимая печать времени оставила след на ее лице, но коротко подстриженные волосы, спортивная осанка, живой взгляд напоминали в ней ту молодую очаровательную женщину, которой она была когда-то. Она сохранила также загадочную изюминку и благодаря ей в глазах Арчибальда всегда была более гармоничной, чем скульптуры Микеланджело, более утонченной, чем мадонны на полотнах да Винчи, более чувственной, чем женщины Модильяни.
Их взгляды встретились, у обоих сжало горло, они бросились навстречу друг другу.
– Я всегда знала, что ты когда-нибудь придешь, – произнесла она, прежде чем утонуть в его объятиях.
Пригород Сан-Франциско
Реабилитационный центр Mount Sinery
9 часов 01 минута
Габриель подошла к кровати и взяла мамину ладонь в свою руку. Лицо Валентины было спокойным, дыхание ровным, но в широко открытых глазах застыло выражение грусти или даже отчаяния.
– Мне сейчас очень плохо, мама, я не знаю, как быть…
Валентина впала в кому в декабре 1975 года в результате гипертонического криза, развившегося на фоне беременности и преждевременных родов. Вот уже тридцать три года только инъекции лекарств, физраствора и введение питательных веществ через зонд искусственно поддерживали жизнь в ее теле. Разумеется, за ней ухаживала сиделка, ей проводили курс лечебной гимнастики и ежедневно делали массаж во избежание пролежней.
Габриель нежно погладила маму по щеке, убрала со лба прядь волос, поправила волосы.
– Мам, я знаю, что это не твоя вина, но все эти годы мне так тебя не хватало…
В первые месяцы после того, как она впала в кому, врачи сразу диагностировали устойчивое вегетативное состояние. У них не оставалось сомнений, что смерть мозга уже наступила, и нет надежды, что когда-нибудь Валентина придет в себя.
– Я чувствую себя брошенной, всеми покинутой, такой одинокой, и так продолжается многие годы, – призналась она.
В прессе иногда появляются истории о чудесном выходе из коматозного состояния больных после нескольких месяцев или даже лет, проведенных в вегетативном состоянии. Но среди врачей принято считать, что если пациент не подает признаков активной мозговой деятельности в течение первого года, то его шансы прийти в сознание и вернуться к жизни практически равны нулю.
Однако…
Однако всегда хочется верить.
У Валентины отмечали нормальное чередование циклов сна и бодрствования. Она дышала без помощи аппарата искусственной вентиляции легких. Иногда стонала, двигала руками, вздрагивала при резком шуме, хотя врачи уверяли, будто эти явления по природе своей являются непроизвольными и не свидетельствуют о деятельности коры головного мозга.
– Если хоть кто-нибудь находился бы рядом со мной… Без этого у меня больше нет сил жить дальше. Если бы хоть кто-то находился рядом… А иначе жизнь меня убивает.
Габриель прочитала десятки книг, изучила сотни специальных сайтов в Интернете, но единственное, что поняла: даже для специалистов состояние длительной комы является загадкой. Никто не знал и не мог объяснить, что в это время происходит в сознании больных.
– Мама, ты знаешь, мне кажется, что в этом должен быть какой-то смысл. Вот уже более тридцати лет ты замурована в своем безмолвии. Но если в твоем теле все эти годы теплится жизнь, значит это для чего-то нужно?
Мать Валентины через десять лет после начала комы решила, что надеяться больше не на что. Она хотела подписать отказ. Зачем упорствовать? Почему ей отказывают в положенной скорби, почему ей нельзя похоронить и оплакать свою дочь? Несколько раз она была готова согласиться с тем, чтобы врачи прекратили искусственно поддерживать процессы жизнедеятельности в теле дочери, и тогда она бы естественным образом постепенно угасла от обезвоживания и интоксикации, но так и не решилась. В этом деле доктор Элиот Купер сыграл, безусловно, решающую роль. Хирург много сил потратил на то, чтобы организовать уход и медицинское сопровождение физиологического состояния Валентины. Каждый год он проводил соответствующие анализы, делал снимки, брал пробы и внимательно следил за тем, как меняются биометрические показатели.
Исследуя снимки мозга Валентины, он пришел к заключению, что отростки нейронов в белом веществе головного мозга, разорванные в результате гипертонического криза, постепенно восстанавливаются, но недостаточно для того, чтобы со временем она смогла выйти из состояния комы.
Элиот полагал, что мозг Валентины не угас, он как бы законсервировался на определенном этапе, пройдя несколько стадий от комы до вегетативного состояния, а потом стабилизировался на уровне минимального порога сознания.
Габриель опять подошла к матери. За окном гремел гром, а потоки воды низвергались с небес в виде водопада так, что тряслись стекла и дрожали старенькие жалюзи на окне.
– Если есть хоть капля правды в том, что все говорят… если ты можешь меня слышать… если ты тоже там… с ними… тогда ты можешь… ты должна мне помочь, мама!
Габриель часто казалось, будто мама улыбается краешком губ, когда она навещает ее или рассказывает ей что-то смешное. Хотелось верить, что глаза матери увлажняются, когда дочь ей рассказывает о своих печалях и горестях. Иногда она замечала, что Валентина следит за ней взглядом, когда Габриель передвигается по палате и подходит к окну. Кто знает? Было ли это на самом деле, или она выдавала желаемое за действительное? Но ей так хотелось в это верить!