Я - не серийный убийца
Шрифт:
— Я не угрожал ему убийством.
— Ты говорил о его смерти в угрожающем смысле, — сказал Неблин. — Давай не будем придираться к мелочам.
— Мы собрались в спортзале на дискотеку, и он задирал меня — дразнил, выбил у меня стакан… А когда я говорил с другим человеком, он подошел и стал цеплять меня по-настоящему, а я знал только два способа избавиться от него: или ударить, или напугать. У меня есть правило: не трогать людей. Поэтому я его напугал.
— У тебя нет правила насчет угрозы убийством?
— Прежде не было, — сказал я. — Теперь появилось.
— А с кем ты говорил?
— Какое
— Мне просто любопытно, с кем ты говорил.
— С одной девочкой.
Монстр за стеной издал низкий недовольный рык.
Доктор Неблин наклонил голову.
— Имя у нее есть?
— Брук, — ответил я, неожиданно почувствовав неловкость. — Просто девчонка. Она сто лет живет на моей улице.
— Хорошенькая?
— Для вас она слишком мала, доктор.
— Давай я спрошу по-другому, — сказал он, улыбаясь. — Тебя к ней тянет?
— Мне казалось, мы говорили о Робе Андерсе, — заметил я.
— Это я из чистого любопытства, — сказал он, делая запись в блокноте. — Ну, мы в любом случае на сегодня почти закончили. Хочешь поговорить о чем-нибудь еще?
— Да нет.
Я выглянул в окно: между зданиями осторожно пробирались автомобили, словно жуки в лабиринте. В восточном направлении — прочь из города — проехал фургон телеканала «Файв лайв ньюс».
— Похоже, он их напугал, — сказал Неблин, проследив за моим взглядом.
Возможно, он прав… Постой-ка. Вот оно. Вот то звено, которого мне не хватало.
Убийца напугал их.
— Это не серийный убийца, — неожиданно сказал я.
— Нет? — переспросил Неблин.
— Все не так, — ответил я. — Так не может быть. После убийства он не убежал — оставил тело на всеобщее обозрение, облив его этой дрянью. Он не пытался скрыть преступление, он хотел, их напугать. Неужели вы не понимаете? У него была причина!
— А ты думаешь, что у серийных убийц нет причин?
— Нет у них причин, — подтвердил я. — Просмотрите сводки по преступлениям, и вы не найдете ни одного серийного убийцы, который убивает кого-то, потому что тот слишком близко подобрался к его тайне. Большинство из них будут из кожи вон лезть, чтобы привлечь к себе внимание. Им нравится шумиха вокруг них. Половина серийных убийц пишет письма в газеты.
— А разве славу нельзя толковать как причину?
— Это не одно и то же, — возразил я. — Они убивают не потому, что просто хотят привлечь к себе внимание, — им нужно внимание именно как убийцам. Они хотят, чтобы люди знали, что они делают. Убийство остается основной причиной — главной потребностью, которую убийца пытается удовлетворить. А у этого типа есть что-то еще. Я не знаю, что это, но оно существует.
— А как насчет Джона Уэйна Гейси? — спросил Неблин. — Он убивал геев, потому что хотел их наказать. Вот тебе и причина.
— Лишь немногие из тех, кого он убил, были настоящими геями, — сказал я. — Вы много о нем читали? Гомосексуализм являлся не причиной, а только поводом — ему нужно было убивать кого-то, а утверждение, что он наказывает грешников, ослабляло чувство вины.
— Ты что-то слишком разволновался, Джон, — заметил Неблин. — Давай, пожалуй, закончим на этом.
— У серийных убийц нет времени убивать любопытствующих репортеров, потому что они слишком
— Джон… — начал Неблин, но продолжать не стал.
Я почувствовал, что у меня закружилась голова, как если бы я дышал чистым кислородом. Доктор Неблин правильно сказал — пора заканчивать. Я набрал в грудь побольше воздуха и закрыл глаза. Для этого еще будет время. И тем не менее я чувствовал приток энергии, в ушах у меня стоял звук бегущей воды. Этот убийца был какой-то не такой, какой-то новый.
Монстр за стеной с храпом втянул воздух, в котором чувствовался запах крови.
Глава 7
Бродягу я впервые увидел у кинотеатра. В Клейтоне иногда появляются бродяги — люди, которые приходят в город в поисках работы, еды или денег на автобусный билет, чтобы доехать до следующего городка, — но этот был какой-то особенный. Он не побирался, не пытался с кем-нибудь поговорить. Просто смотрел. Наблюдал. Никто так внимательно и долго не наблюдает за людьми, кроме меня, а у меня серьезные эмоциональные проблемы. Я решил, что за человеком, напоминающим меня, стоит присмотреть: он может быть опасен.
Мои правила не позволяли мне следовать за ним или даже искать его, но в течение нескольких следующих дней этот человек мне показался не раз: он сидел в парке, смотрел, как детишки на парковке скатываются с сугробов и забираются на них, стоял у бензоколонки, курил, смотрел, как люди заправляют автомобили. Он словно оценивал нас, сравнивал с каким-то представлением в его голове. Я ждал, что полиция его задержит, но он не делал ничего противозаконного. Просто был здесь. Большинство людей — в особенности если они, в отличие от меня, не читают ради удовольствия книги с психологическими портретами убийц — проходили мимо, не замечая его. Он обладал какой-то странной способностью смешиваться с окружающей средой даже в таком небольшом приятном местечке, как округ Клейтон, и большинство людей просто его не замечали.
Когда несколько дней спустя в новостях сообщили об ограблении, я в первую очередь подумал о нем. Он был внимателен, анализировал увиденное и достаточно долго наблюдал за жителями города, чтобы понять, кого имеет смысл грабить. Был ли он только грабителем или кем-то еще — вот вопрос, который требовал ответа. Я не знал, давно ли он в городе; если достаточно давно, то он вполне мог оказаться Клейтонским убийцей. Невзирая на все свои правила, я должен был узнать, что он предпримет теперь.
Это было все равно что стоять на краю утеса и пытаться убедить себя прыгнуть вниз. Я установил для себя правила не с бухты-барахты (они помогали мне воздержаться от поступков, которых я не хотел совершать), но это был особый случай. Если тот тип был опасен и если нарушение правила могло его остановить — а ведь правило это, в конце концов, не входило в число самых важных, — то это хорошо. Это правильно. Я целую неделю боролся с собой и в результате пришел к выводу, что если смотреть вперед, то лучше нарушить одно правило и понаблюдать за бродягой. Может быть, я даже спасу чью-нибудь жизнь.