Я - обычный
Шрифт:
— Мертвецы идут, — сказал тогда Леха.
— Мертвецы давно уже ходят, — напомнил я.
— Нет, — отмахнулся он, — ты не понимаешь. Это действительно, самые взаправдашние мертвецы. Привезли-то их уже мертвыми. Многие пролежали не один день в холодильных камерах, и все равно они идут.
Действо действительно было потрясающее. Завораживающее, чарующее и в то же время тошнотворное и отталкивающее. Мертвецкий марш, неспешный и неотвратимый. Некоторые мертвяки, еще не отошедшие от низких температур и потому не такие прыткие, как их сородичи, падали под пулями пятящихся военных, но армия покойников продолжала наступать, протягивая к живым свои синие негнущиеся руки.
— Видел, — кивнул
— Нет, — Марк закинул ногу на ногу. — Пытался минут двадцать с утра, все бестолку.
— Выстрелов тоже с крыши не слышно, — поделился я.
— Думаешь все?
— Уверен. — Достав из кармана последнюю сигарету, я закурил, бросив скомканную пачку в угол и отлепившись от кресла, толкнул дверь кабинета, где в горячечном бреду метался по дивану Леха.
Осторожно притворив за собой дверь, я уселся напротив, положив на колени автомат, с которым не расставался уже вторые сутки. Подперев одной рукой голову и стряхнув на пол пепел, я посмотрел на часы. Было десять минут третьего.
Леха зашевелился, застонал и вдруг открыл покрасневшие глаза, уставившись в меня цепким колким взглядом.
— Похоже, все я, Костик, — произнес он еле слышно, растрескавшимися губами.
Плеснув в кружку немного холодной воды, я поднес её к губам больного и, дождавшись пока он утолит жажду, произнес.
— Бред, Леха. У тебя просто жар. Налопался вчера просроченных устриц, вот и скрутило. Завтра еще потравишь и проснешься как новенький.
— Нет, — юрист попытался привстать, но силы окончательно оставили его и он тяжело рухнул на диван. — Нет, это конец. Слабенький я оказался. Вон как скрутило.
— Да не сгущай ты краски, — начал было я, но был остановлен слабым кивком.
— Костик, — Леха раскашлялся и потянулся за кружкой. Отхлебнув немного, он посмотрел на меня помутневшими глазами. — Костик, обещай мне.
— Что угодно Леха, — я жизнерадостно кивнул.
— Обещай, что не позволишь мне топтать землю, после того, как я перерожусь. Не хочу я этого. Не правильно это и мерзко. Я бы из окна сиганул, или как логист повесился, если бы сил хватило. Обещай мне, как только подниматься начну, сразу пулю в голову.
Я внимательно посмотрел на умирающего товарища, того, кто совсем недавно смеялся, шутил, делился планами на будущее и вообще был неплохим человеком, и теперь так стремительно угасал, на моих глазах превращаясь из крепкого пышущего жизнью и здоровьем молодого мужчины в бледную его копию.
— Обещаю, Леха, не сомневайся. — Ладонь моя уверенно легла на цевье автомата. Знал бы ты, Леха, какими усилиями мне далась эта самая уверенность. Когда юрист попросил застрелить его после смерти, во мне будто все оборвалось. В один момент я будто осознал все то, что случилось, как будто до сих пор я отрешенно смотрел на мир сквозь призрачную пелену, и чья-то жестокая рука вдруг сорвала её с моих глаз, выставив напоказ всю мерзость происходящего. Но не мерзость была тому виной, не мертвяки, тянущиеся к тебе, скрюченными смердящими лапами, а осознание конца. Кончилось все. Закончились пикники на природе, пьянки в барах, походы в кинотеатры на выходных. Закончился вечерний бильярд и футбол по телевизору. Закончился новый год, шопинг, летний отдых на пляже. Закончились автомобильные пробки, новые компьютерные игры. Подошли к концу бесконечные мыльные оперы, как впрочем, и телевиденье в целом. Не будет ни олимпийских игр, ни гонок первой формулы, ни зимнего биатлона. Будет только смерть, смрад и нечистоты, да автомат в руках, пока есть патроны.
— Обещаю, — улыбнулся я, — затушив об подошву ботинка последнюю сигарету, понял, что снова отчаянно хочу курить.
Дождавшись
Тело на диване вздрогнуло и медленно начало садиться.
— Легче стало, — улыбнулся я и тут же осекся, встретившись глазами с пустым, голодным взглядом бывшего товарища, а теперь неестественной мерзости жаждущей только моей плоти.
Чертыхнувшись, я вскинул к плечу приклад и плавно надавил на спусковой крючок. Все правильно сделал, как в армии учили.
На следующий день мы не нашли ни одного живого канала. Белесая рябь, шорох и треск в динамиках, как я не старался, не давала ни какой вразумительной картинки.
— Передатчик на телебашне накрылся, — кивнул Марк, разливая кофе по кружкам. — Бывает же у них такое, только раньше было кому чинить, а сейчас все на самотеке.
— Что там у нас осталось? — Поинтересовался я.
— Сотовая связь, да Интернет. — Поколебавшись, поделился охранник. — Стационарные телефоны вечером вырубились. В трубке не то, что гудков, тишины и то нет, как не парадоксально это звучит. Прислоняешь её к уху, как пластмассовую лопатку.
— А что в Интернете пишут?
— Ирландии говорят больше нет.
— Жалко, — я отхлебнул кофе и поморщился. — Знатное у них пиво было. Скучно теперь будет без Гиннеса. Что с Англией?
— Та же ситуация. Чудеса впрочем, начались и в северных районах. Активность перенеслась на Канаду, а та думала, что легко отделалась. Фьорды зачумлены, как впрочем, и большая часть Скандинавии, из Сибири тоже вестей с гулькин хвост. Пала цивилизация, со всеми своими внутренними войсками, вооруженными силами, минометами и ракетоносцами.
Одним глотком допив обжигающий напиток, я накинул на плечи пиджак и вышел из комнаты, обронив,
— Я на крышу. Постою, подумаю. Может, вертолет увижу.
— Оружие возьми, — донеслось до меня в тот момент, когда я открывал лестницу на черный ход, но я лишь отмахнулся. Преодолев единственный лестничный пролет, отделяющий жилые помещения от чердака, я взобрался наверх и отпер обветшалую деревянную дверцу. Ворвавшийся в помещение пронзительный холодный ветер заставил поежиться и еще плотнее запахнуться в пиджак, но желания выйти не отбил, и я с готовностью шагнул под серое, затянутое грозовыми тучами небо. Ветер безумствовал, дико завывая в ушах и стараясь подтащить меня к краю жестяного ската, за которым, только шагни, начинался бесконечный и в то же время скоротечный полет, но ничего кроме усмешки он у меня не вызвал. Широко расставив ноги и подняв воротник, я обхватил себя руками и, силясь различить хоть малейшие признаки спасательной вертушки, стоял, подставив лицо свирепствующей стихии. Подойдя к краю крыши я ухватился обеими руками за перила и перегнувшись посмотрел вниз. С высоты пятнадцатого этажа происходящее внизу казалось еще менее реальным и вычурным, чем было на самом деле. Внезапно, то что я усмотрел внизу, как молния пронзило мое сознание и, расхохотавшись, я понесся вниз, перепрыгивая через три ступеньки.