Я помню Паллахакси
Шрифт:
Ребёнок оказался мальчиком и рос у матери в Носсе. В пять лет его по традиции отправили в мужскую деревню, но там у него не было отца. В Иаме у него тоже не было отца, поскольку Ходж сбежал в Алику и начал там новую жизнь. Сверх того, у ребёнка не было наследственного опыта рыбака, так как память сопряжена с полом: женщины получают её от матери, мужчины – от отца.
Кончилось тем, что после множества неприятных инцидентов парень был изгнан из Носса и начал прислуживать в резиденции земного агента. Если подумать, вполне подходящее место, как раз на полпути между Носсом и Иамом. Шли годы, один за другим
Не потому ли отец небрежно произнёс:
– Хорошенькая девчонка эта Чара!
– Угу, – откликнулся я. – А что, с зерновыми и впрямь так туго?
– Увы. Я говорил с Вандой. Она считает, что зерна мы получим, как минимум, на треть меньше, чем в прошлом году.
Иам-Ванда – предводительница женщин и всеобщая головная боль. Но сейчас её характер был ни при чём: безрадостный вид полей близ деревни нагонял тоску – зима была долгой, весна поздней, лето прохладным – и посевы едва достигли половины обычной высоты.
– В прошлом году урожай был хуже, чем в позапрошлом, – заметил я. Не знаю почему, но после этих слов нас обуял ужасный аппетит. Пришлось остановиться, чтобы заварить водой из бойлера по кружечке стувы. Отец достал свёрток с копчёной рыбой (наверняка прощальный дар Лонессы!), и мы слопали её всю. Потом он отворил заслонку, машина опять завела своё успокоительное «чух-чух», и мы продолжили путь уже в темноте.
– А приятная старушка эта Лонесса, – глубокомысленно заметил я. Отец бросил на меня подозрительный взгляд. Я хорошо видел его лицо – дверца топки как раз была приоткрыта, но меня он разглядеть не мог. Потом отец покачал головой и рассмеялся.
– Ну ты и нахал, Харди! Когда-нибудь твои манеры доведут тебя до беды.
Я тоже захохотал, и мы въехали в Иам, веселясь от души. Так закончился мой семнадцатый день рождения.
– А что на самом деле случилось с лодкой? – спросил Каунтер.
– Да, что случилось с лодкой? – повторил болван Триггер.
Я избегал их, как мог, целых два дня. На третий день я прошёлся по дороге, ведущей в Тотни, и свернул на узкую тропу, которая вывела меня к укромному, маленькому, почти круглому пруду. Это моё любимое место, когда я хочу побыть в одиночестве. Специальное место для преждевидения, у каждого из нас есть такое.
Устроившись поудобней в тени желтошарника, я достал трубку и кисет с зельем. Крылатый ныряльщик врезался в воду почти вертикально и благополучно взмыл в небеса, унося в клюве трепещущую рыбёшку; ледяные дьяволы обычно не живут в уединённых водоёмах.
Я неторопливо набил трубку, разжёг её, затянулся… и проскользнул в память отца.
Мой старикан не такой, как другие, у него нездоровая связь с моей матерью, Иам-Весной. Каждый нормальный мужчина прерывает контакт с женщиной после того, как обеспечит продолжение рода. Но мне уже семнадцать, а мой отец всё ещё встречается с Весной, и довольно часто, хотя и тайно. Я сам не раз видел, как эта пара рука об руку сидит где-нибудь на берегу реки, тихо беседуя… Срам, да и только! Что может быть общего у мужчины и женщины? Память мужчин переходит по мужской линии, память женщин – по женской. Это две совершенно разные культуры.
Интересно всё-таки, о чём они говорят? Отец не отвечал на мои вопросы и выглядел смущённым и раздосадованным. Но я решил разобраться, с чего это началось, основательно покопавшись в отцовской памяти. И вот, в это тёплое утро, на третий день после моего семнадцатилетия, я улёгся на спину и занялся преждевидением.
Я заново увидел их первую встречу: отец с дедом охотились, а Весна, которая тогда жила в Тотни, собирала зимние орехи на краю болота. Моя мать выглядела очень красивой в глазах отца, и все воспоминание было наполнено волнением и теплом. Весна покинула Тотни в тот же день, приехав в нашу деревню на спине отцовского локса. И после разнообразных обоюдных любезностей они занялись сексом.
На этом мой доступ к памяти отца кончается: сцепленный с половой хромосомой мнемогеном перешёл в оплодотворённое яйцо, как объясняет мистер Мак-Нейл. Я так и не узнал, почему мать и отец продолжают встречаться. Возможно, всё дело в этих любезностях, которые мистер Мак-Нейл называет брачным ритуалом?
Из транса меня вывели крики Триггера и Каунтера.
– Нет, нет и нет! Я не напоролся на скалу, Каунтер. Не было там никакой скалы.
– Говорят, тебя выудил из воды какой-то жалкий головастик, – заметил Триггер с ноткой презрения.
– Тот, кто это сказал – лживый отморозок.
– Говорят, ты визжал, как недобитый хрипун, – ухмыльнулся Триггер. – Говорят, девчонке пришлось врезать тебе по морде, чтобы ты заткнулся. А ей всего-то лет восемь.
– Уж не меньше шестнадцати! – не выдержал я.
– Ага! Ага!
– Ну хватит! Какой-то отморозок продырявил мою лодку. И я хочу узнать, кто именно.
Это их охладило.
– Ты не шутишь? – осторожно спросил Каунтер.
– Какие там шутки. Ракс побери, ты только представь, как скиммер под тобой уходит на дно! Тот, кто просверлил дыру, мог меня убить. И если я узнаю, что это дело ваших рук…
– Это не мы, – поспешно сказал Каунтер.
– Отец привёз лодку из Носса семь дней назад на упряжке локсов, – задумчиво сказал я. – До моего дня рождения она лежала на улице у дома. Это мог сделать кто угодно и когда угодно.
– А может, твой отец купил дырявую лодку? – предположил Каунтер.
– Да ладно вам! – завопил Триггер. – Здесь скучно. Пошли на речку!
По дороге мы высмотрели на заливном лугу небольшой пруд и бросили в воду остатки сушёного мяса, припасённые Триггером. Раздался слабый треск – и пруд мгновенно закристаллизовался.
– Не могу понять, как они это делают, – пробормотал Триггер, с восхищением взирая на сверкающую поверхность.
– Мистер Мак-Нейл говорит, это перенасыщенный водный раствор какой-то соли, – неуверенно сказал Каунтер. – Плотнее грума, но по виду не отличишь от простой воды. Мистер Мак-Нейл говорит, что ледяной дьявол ждёт, когда вода колыхнётся, и тогда выпускает из себя добавочное количество соли. А чтобы разморозить пруд, он писает или что-то вроде того.
Объяснение было прозаичным, но развлечение – захватывающим. Мы набросали на поверхность кристалла широкие листья водорослей, выловленных из реки. Игра состояла в том, чтобы с разбегу вспрыгнуть на лист и лихо доехать на нём до дальнего берега, оглашая округу восторженными воплями. Мы знали, что играем со смертью, но преимущество оставалось на нашей стороне… До поры.