Я просто хочу тебя
Шрифт:
— Пошел ты! Я не могу поверить, что у тебя хватает наглости появиться здесь после того, что ты сделал.
— Я? Ты бросил ее! — Рычит он. — Она в гребаном беспорядке, потому что верила, что ты будешь с ней, и посмотри, что ты сделал.
Я делаю еще один шаг к нему. — Посмотреть, что сделал я? Это был ты. Я видел доказательства. Вы двое заслуживаете друг друга. — Мой контроль ослабевает, и я наношу хук справа, врезаясь кулаком ему в челюсть.
Зейн встает передо мной, кладет руки мне на грудь. — Хватит, — приказывает он. — Может быть, кто-нибудь из вас, придурков, потрудится рассказать мне, что,
— С радостью. Твой друг, он поимел Беркли. Обрюхатил ее, а теперь она ему не нужна. Выгнал ее, пообещав хорошее выходное пособие.
Правильно ли я его расслышал? — Повтори это, — говорю я, мои глаза прикованы к его.
— Прекрати это дерьмо, Леджер. Не стой там и не изображай удивление. Ты, блядь, бросил ее! — Кричит он.
— Нет, я... — Я отступаю назад, к счастью, натыкаясь на край своего стола. — Она была... Там были фотографии… Ты написал ей. — Я провожу руками по лицу, пытаясь стереть этот гребаный кошмар.
Беременна.
— О чем ты там говоришь?
— Эти гребаные фотографии! — Я кричу на них. — Карли, она прислала мне фотографии тебя и Беркли в клубе вчера вечером, и они были далеки от дружеских, а затем текстовое сообщение с вопросом, сказала ли она мне, что я заслуживаю знать правду. И… — О Боже, пожалуйста, скажите, что я не ушел от нее и моего ребенка.
Барри усмехается. — Ты говоришь мне, что понятия не имеешь, что она беременна?
Слезы щиплют мои глаза. «Я должна тебе кое-что сказать». Ее слова проникают в мой разум. Ее болезнь, ее усталость — теперь все ясно.
Я облажался.
— Нет, — говорю я сквозь ком в горле.
— Ты дал ей шанс объясниться? — Спрашивает Зейн. Его голос мягкий, как будто он разговаривает с диким животным, которое может напасть в любую минуту.
— Нет, — снова говорю я, едва заставляя слово слететь с моих губ. Черт возьми, Беркли, она думает, что я не хочу ни ее, ни своего ребенка. Я должен пойти к ней. Я должен это исправить. Поворачиваясь, я хватаю ключи и телефон и вижу две коробочки от Тиффани. Я засовываю по одной в каждый карман. — Она дома? — Спрашиваю я Барри.
Он смотрит на меня с хмурым выражением лица, скрестив руки на груди.
— Она дома? — Я повторяю еще раз.
— Почему я должен говорить тебе, где она? Ты бросил ее, вышвырнул, помнишь?
Я подхожу к нему и встаю вплотную, нос к носу. — Потому что я, черт возьми, люблю ее. Она — весь мой гребаный мир, и я облажался. Я понимаю это. Я заглажу свою вину перед ней.
— Почему ты так уверен, что она примет тебя обратно?
— Я буду бороться за нее. Я не остановлюсь, пока она не увидит, что она моя. И... — я снова собираю все эмоции — мой ребенок. Я собираюсь стать отцом этого ребенка. Они мои, оба, и я не остановлюсь, пока она не вернется туда, где ей самое место.
— И где это место? — Спрашивает он.
— Прямо здесь. — Я кладу руку на свою грудь. — Ее место прямо здесь, и я ей это покажу.
Он пристально смотрит на меня, и я не моргаю. Зейн делает шаг назад, видя, что я сражаюсь не с Барри. Это для моей семьи. Для Беркли и нашего ребенка. Я буду бороться каждый чертов день, чтобы показать ей, что она значит для меня.
— Она дома. Она устала плакать и просто хотела, чтобы ее оставили в покое. Может быть, тебе стоит...
— Нет. Я иду к ней. Я не могу позволить ей заснуть с мыслью, что я не хочу ни ее, ни нашего ребенка. Я ухожу, и я бы посоветовал никому из вас не пытаться остановить меня. —
Я совершаю пятнадцатиминутную поездку вдвое быстрее, нарушая при этом несколько законов. Когда я выезжаю на подъездную дорожку, я выхожу из грузовика и через несколько секунд стучу в дверь.
Взбешенная Мэгги открывает дверь. — Чего ты хочешь?
— Мне нужно ее увидеть, — говорю я, стараясь быть милым. Если это не сработает, я войду, применяя силу. Ничто не помешает мне увидеть ее.
— Она спит. Что еще ты хочешь ей сказать?
— Я расскажу позже, но не раньше, чем поговорю с ней. Сначала мне нужно объяснить ей все. Она этого заслуживает.
— Я думала, ты любил ее. Я говорила ей, что ты будешь рядом с ней.
— Я знаю, — говорю я, побежденным голосом. — Я собираюсь быть рядом с ней. Это огромное недоразумение. Я не знал о ребенке. Я подумал... Послушай, мне просто нужно ее увидеть, — умоляю я.
— Исправь это. — Она бросает на меня взгляд, который говорит мне, что за ее приказом скрывается молчаливая угроза.
Я киваю. Она отходит в сторону, и я направляюсь прямо в комнату Беркли. Свет выключен. Я медленно открываю дверь, и то, что я вижу, разбивает мне сердце. Она свернулась калачиком на кровати, глаза опухли от слез, лицо красное и в пятнах. Она держит одну руку на животе, а другой сжимает рамку с фотографией. Это фотография с изображением нас двоих. Я тихо закрываю дверь, последние остатки дневного света — это все, что остается. Но я все еще вижу ее. Я сбрасываю обувь и забираюсь на кровать рядом с ней. Она шевелится, и ее глаза распахиваются.
— Мне так чертовски жаль, — тихо говорю я.
Слезы выступают у нее на глазах. — Что ты здесь делаешь? — Ее голос хриплый; я могу только предположить, что это из-за того, что она плакала.
— Я не знал. — Я кладу свою руку поверх ее руки на ее животе. Она вздрагивает, но не отстраняется.
— Но ты...
Я прикладываю палец к ее губам. — Я объясню тебе все, но сначала мне нужно сказать тебе, что я люблю тебя. Я люблю вас обоих всем сердцем. Ты нужна мне. Вы оба. Каждую минуту моей вечности я хочу быть с тобой.
Рыдание срывается с ее губ, и я хочу обнять ее, но знаю, что она мне не позволит. Пока нет. — Прошлой ночью я получил сообщение. Фотографии тебя в клубе, с Барри. Теперь я знаю, что они были невинны, но то, что я видел, и то, что подсказывал мне мой разум, явно было не так невинно.
— Он мой брат, Крю. Я говорила тебе это бесчисленное количество раз. Я не знаю, как еще это объяснить.
— Тебе больше никогда не придется этого делать. Я понимаю. — Я убираю выбившийся локон с ее глаз. — Когда я увидел твой телефон, его сообщение с вопросом, сказала ли ты мне, я взбесился. В моем воображении картины были реальными, и вы с Барри действовали за моей спиной. Я думал, ты собираешься сказать мне, что бросаешь меня ради него, и мне было невыносимо слышать, как ты это говоришь. Я не мог смириться с мыслью о том, что услышу эти слова, слетающие с твоих губ, поэтому я и давил на тебя. Я покончил с этим раньше, чем ты смогла бы это сделать. И я ушел.