Я пытаюсь восстановить черты

Пирожкова Антонина Н.

Главная задача была купить или выменять поросенка, чтобы и откормить. Не все из проектной группы задавались такой целью, но сотрудники, жившие семьями, могли это сделать. Вернулись поздно, но с победой: были куплены три молодых кабанчика, правда, совсем не такие, каких я привыкла видеть раньше, а какие-то дикие, пестрые и худые. Наш кабанчик на другой же день от нас сбежал. Но люди в селении узнали, что кабанчик сбежал со двора Арута, и помогли его найти. Он был заперт в маленький сарайчик возле хлева, и мама начала его откармливать кукурузой. Наши хозяева тоже могли бы завести свинку и откармливать ее, но были к этому совершенно равнодушны и только помогали маме. Я не знаю точно, но думаю, что они не любят или даже не едят свинину.

После того как мы прожили у Арута и Оли целый год и стали как ближайшие родственники друг другу, я как-то задала Аруту вопрос, от какой болезни он лечит тех больных, которых оставляет на одну или две ночи в своем доме. И Арут рассказал мне, начав издалека: «Мой отец Маргос Янукян в царское время был крупным скотопромышленником, и мы жили в большом собственном доме под городом Армавиром». Дальше я рассказываю то, что узнала от Арута. В 1914 или в 1915 году семья Маргоса состояла

из жены, двух сыновей, Арута и Самуэля, которым было четырнадцать и двенадцать лет, и только что родившейся девочки Азнеф. Он успешно вел свои дела и был известен в округе как один из богатых людей. Однажды Маргосу сообщили, что его племянницу, красивую молодую девушку, насильно выдают замуж за богатого старика. Узнав, когда назначен день свадьбы и венчание в церкви, Маргос, прискакав на лошади, вбежал в церковь, вырвал священную книгу из рук священника, порвал ее, схватил невесту и умчался с ней в горы. Дело было настолько серьезным и невероятным, что доложили царю, и Маргосу грозило строгое наказание. Тогда он решил бежать в Турцию. Кому-то поручил свой скот, сыновей отвез к своему родному брату, жившему высоко на горе вблизи Гагр, а дочку решил взять с собой. Были оформлены фальшивые паспорта — в то время за деньги это легко было сделать, — и Маргос сел с женой в Сухуми на пароход до Константинополя. Девочка в его паспорте не числилась, и он держал ее на груди под длинной, до полу, черной буркой. Когда подходил контроль проверять документы, Маргос сказал жене, что если девочка заплачет, то он выпустит ее из-под бурки в воду. Жена ему ответила, что, если он это сделает, она донесет на него властям. Но всё прошло благополучно, жена дала контролеру паспорта для проверки, а девочка спала у отца на груди под широкой буркой. И супруги доехали до Константинополя.

В поисках работы Маргос попал в услужение к французскому врачу, лечившему венерические болезни. Работая у врача простым дворником, он своим трудолюбием и своей сообразительностью полюбился хозяину, и тот стал давать ему всякие более сложные поручения. Маргос стал оказывать хозяину помощь в доставании лекарств, которых не было в Турции, — их привозили контрабандой откуда-то из арабских стран. Он помогал врачу и в приготовлении лекарств. Пробыв у врача на службе около двух лет, Маргос узнал об отречении Николая II от престола и решил вернуться на родину. Французский врач так полюбил своего слугу, что дал ему мягкий карандаш синего цвета, при помощи которого можно было вылечиться от экземы и других болячек на коже. Стоит только обвести синим карандашом больное место, и пятно на коже начинает уменьшаться, и человек выздоравливает. Всю процедуру лечения венерических болезней Маргос освоил сам: он видел, как приготовляется лекарство, узнал, сколько нужно давать больному и как и где можно достать нужный препарат. Возможно, он завел знакомство с контрабандистами, чтобы иметь возможность получать лекарства самому.

В 1917 или в 1918 году Маргос вернулся в Абхазию, купил дом и участок земли в селении Псырцха высоко в горах. В Армавир, где его хозяйство было конфисковано еще при царе, он не вернулся. Поселившись в Псырцхе, рассказывал дальше Арут, отец не мог сидеть без дела — он привык быть богатым. В горах он нашел подходящие камни для мельничного постава, перетащил их к какому-то ручью, устроил запруду и поставил небольшую мельницу. Маргос стал молоть людям зерна кукурузы на муку. Желающих оказалось много, им приходилось ждать своей очереди, и новый мельник организовал при мельнице нечто вроде кафе, где можно было выпить вина и поиграть в нарды. По мере надобности в кафе появлялось кое-что, чтобы поесть: кукурузные лепешки, сыр, мамалыга. Попутно отец мог оказать и медицинскую помощь, и он начал богатеть. Были у него и плантации табака — земли вокруг его дома было сколько хочешь, а советской власти пока близко не было.

В 1919 или 1920 году Аруту было лет восемнадцать, но никакая работа не шла ему на ум. Он организовал группу таких же, как он, парней, и они на конях разъезжали по Абхазии и вели себя не очень хорошо. А однажды Арут узнал, что скоро меньшевистское правительство должно было поехать из Гудаут в Сухуми на какое-то совещание, и подговорил своих товарищей ограбить это правительство. Их интересовало только оружие, и они знали, что оно у членов правительства было великолепно разукрашено и даже со вставленными драгоценными камнями. Подкараулив группу меньшевиков в лесу, которые, ничего не опасаясь, ехали на лошадях без охраны, группа Арута с дикими криками напала на них, оружие отобрали, но людей отпустили, позволив ехать дальше в Сухуми. Оружие спрятали, закопав тут же, в лесу. Рассказы Арута были очень красочными, несмотря на то что по-русски он говорил с ошибками, иногда очень смешными. Мог, например, сказать: «Ну как жить с этими людьмями!» Как было жалко, что нет рядом Бабеля, — он так умел слушать и научил этому меня.

Это нападение вызвало неслыханный скандал. Местные власти без труда догадались, кто это сделал, и всех ребят арестовали. Отец заплатил немало денег, чтобы спасти сына, которому угрожала смертная казнь как руководителю разбойничьей банды. Были подкуплены и милицейские, и судебные власти, а адвокат сказал отцу, что такое дело не может остаться без наказания, но надо свалить всю вину на глуповатого русского парнишку лет шестнадцати, который также был в этой банде. Так и сделали: все члены группы единодушно заявили, что именно Алешка подговорил их ограбить членов правительства и взять их оружие. Был суд, и Алешке вынесли смертный приговор. Украденное оружие выкопали, хорошо почистили и вернули владельцам. И хотя весь местный народ знал правду, Арута никто не выдал, да и было бы это совершенно бесполезным: деньги и тогда всё решали.

После этого случая через какое-то время Маргос решил женить сына. Браками детей в селениях обычно занимались родители, и так как по дому, в саду и в поле работают там в основном женщины, а мужчины в это время играют в нарды, сидят в местных ресторанах и пропадают в бильярдной, то невесту старались выбрать крупную, здоровую, работящую. И для Арута выбрали такую девицу. Ему она совсем не нравилась. Ему нравилась девушка-мингрелка Оля, небольшая, изящная, с очень симпатичным лицом. Но ссориться с отцом и матерью не хотелось,

и он уже готов был согласиться на брак, как вдруг однажды, придя в Новый Афон на базар, он увидел свою невесту с кругом колбасы в руках, от которого она откусывала большие куски. Арут испытал к ней отвращение, а через какое-то время выкрал Олю из окна ее комнаты и женился без разрешения отца. Был скандал, но постепенно все смирились, и, как рассказывала мне Оля, она начала наводить порядок в доме. Утюга у них не было, отец, Арут и его брат после стирки и сушки надевали рубашки мятыми, да так и ходили в них. Оля стала всё гладить, и мужчины преобразились. Она также умела стряпать блюда, которые в этой семье не готовили. Под влиянием Оли Арут стал помогать отцу в его работе на мельнице, и длилось это до тех пор, пока советская власть не укрепилась в Абхазии и не начались гонения на частную собственность. Мельницу у Маргоса отобрали не для того, чтобы передать ее властям и заставить работать для людей, а чтобы запретить всякую частную деятельность, и в конце концов она развалилась. На Маргоса это произвело тяжелое впечатление, и он стал болеть. Когда он умер, я не знаю, но в то время, когда мы поселились в Псырцхе, в родительском доме жили мать Арута, его брат Самуэль с семьей и младшая сестра Варсеник, родившаяся уже после возвращения Маргоса с женой из Константинополя. Быть может, перед смертью Маргос передал Аруту лекарства, полученные им от французского врача, и научил его лечить венерические болезни.

«Хорошо живет Такуш…»

Из дальних домов Псырцхи к нам часто приходили женщины с корзинами фруктов, чтобы продать их или обменять на хлеб и одежду. И однажды пришла очень бедно одетая и босая маленькая, худенькая женщина с корзиной слив. У Арута в саду было много разных фруктов, но не было слив, инжира и хурмы. Мы купили у женщины всю корзину слив, дали ей хлеб, который мне выдавали по карточкам, и юбочку Лиды для ее девочки. Я спросила, как ее зовут, и она ответила: «Меня зовут Такуш». От нее мы узнали, что она живет на склоне горы, довольно далеко от нас, но близко к родительскому дому Арута, что она вдова, имеет трех дочерей, младшей столько же лет, сколько моей Лиде. Такуш стала приходить к нам с фруктами, и даже если она приносила мандарины, которых у Арута в саду было очень много, мы с мамой покупали у нее и мандарины. Я каждый раз спрашивала у нее: «Как живешь, Такуш?» И она неизменно весело отвечала: «Хорошо живет Такуш!» Так было всегда, хотя я знала, что живет она плохо. И я попросила Арута рассказать ее историю. Я уже писала о том, как выбирают невест для своих сыновей в селениях: непременно работящих, сильных и здоровых. Такуш же была маленькая, худенькая и не очень красивая девушка, и никто замуж ее не брал. В это же время в селении жил красивый и высокий парень, но совершенно слепой. За слепого никто из девушек не хотел выходить. И старейшины селения решили поженить этих двух молодых людей. Такуш согласилась, была рада, что такой красивый молодой человек захотел к ней посвататься. Жених не видел, кого брал, но был благодарен девушке, захотевшей его, слепого, взять в мужья. И они зажили так счастливо, что все им завидовали. Муж Такуш целыми днями работал в саду, и с ее помощью всё было посажено, обработано и прекрасно росло. Как же он ее любит: целый день работает. Это считалось верным признаком сильной любви к жене. Слепой муж был в восторге от своей жены: она была изящной, нежной, доброй и казалась ему совершенством. Он ее не видел, он ее воображал. Душевная организация слепых много тоньше, чем у зрячих, и чувства его переполняли; он говорил ей ласковые слова, называл красавицей и королевой, Такуш верила ему и была счастлива.

Рождались девочки, все в отца — очень красивые, и Такуш гордилась ими. Муж внушал ей ту высокую оценку, которую сам ей придавал, и Такуш ходила с гордо поднятой головой. Но перед войной муж заболел и умер, и Такуш осталась одна. Она горевала о муже, но никогда никому не жаловалась и на вопрос: «Как живешь, Такуш?» — отвечала: «Хорошо живет Такуш!»

Однажды я, Арут и Оля пошли в родительский дом Арута навестить его мать и вдруг в тишине услышали, что кто-то поет. Я спросила Арута, кто и о чем поет. Он ответил: «Такуш поет, о любви поет Такуш». Я поразилась этому — молодые девушки в селении, оставшиеся без женихов из-за войны, не поют, а Такуш поет. А через какое-то время Арут принес новость: Такуш вышла замуж за украинского парня Колю. Я уже писала, что рабочие-штрафники, подсыпавшие под шпалы гравий на временной железной дороге, часто ходили по домам селения искать работу за какую-нибудь еду. И вот один из них, украинец Коля, случайно пришел в дом Такуш и увидел невскопанную землю в ее огороде. Такуш не хотела никого нанимать: ей нечем было заплатить за работу; но земля была такая прекрасная, и сердце украинца не выдержало — он согласился обработать землю даром. Он, крестьянин, соскучился по запаху земли, влюбился в эту землю, на которой что ни посади — всё буйно начинает расти. И Коля стал каждый день приходить к Такуш после своей основной работы, а потом и остался. И снова изумились люди в селении: молодые девушки не могли выйти замуж, а Такуш снова вышла замуж, и муж так ее любит, что работает на огороде не покладая рук.

Так счастливо Такуш прожила, наверное, месяцев шесть, был хороший урожай кукурузы, фасоли и всех овощей, но уже, наверное, в январе 1944 года Коля украл в табачном сарае несколько листьев сушившегося там табака, его арестовали и дали восемь лет тюрьмы. Сталинские законы о наказании за воровство в то время были чудовищно жестокими. На пять лет сажали даже за колоски, собранные крестьянами после уборки колхозных полей. И Такуш снова осталась одна.

Последний раз я встретила ее, думаю, тогда же, в январе 1944 года. Иду по шоссе из Нового Афона, падает снег с дождем, но на мне непромокаемые ботинки, теплое пальто и зонт, и встречаю Такуш босиком и в темной шали. Маленькие ножки посинели от холода. Сердце мое сжалось, и от растерянности я машинально задаю вопрос: «Как живешь, Такуш?» «Хорошо живет Такуш», — весело отвечает она, и мы расходимся. Я долго не могла успокоиться после этой встречи, ночью думала о ней и решила, что я — такая же Такуш. Пожаловалась ли я когда-нибудь на свою жизнь без Бабеля? Никогда! И когда бы меня ни спрашивали, как я поживаю, я неизменно отвечала: «Совершенно замечательно». Как и Такуш, я, поставленная Бабелем на пьедестал, не хотела сойти с него. Я не хотела быть жалкой.