Я расскажу вам, как погиб…
Шрифт:
— А вы, профессор, отдаете себе отчет в том, что вы были гостем в том доме, где совершено убийство хозяина, человека, которому вы только что пели дифирамбы? И что, скрывая правду, вы помогаете убийце?
— Но я повторяю, что я не убивал Яна Драммонда. Клянусь!
— Мистер Гастингс, вы ведете себя как ребенок. Вы были здесь в ночь убийства, испачкались в крови и не подняли тревогу. Всего-то пустяков!
Голова Гастингса упала на грудь, как у боксера после нокаута. Он глубоко вздохнул.
— Когда Филипп Дэвис пришел ко мне за тысячью фунтов, он выглядел таким странным. А за десять минут до этого у меня был профессор Спарроу, с которым мы час назад обсуждали условия его отъезда в Соединенные Штаты. Он вошел ко мне с бледным лицом и дрожащими руками и заявил, что он отменяет свое решение по причинам, о которых он не может мне
— Та-ак… — Паркер сел. — Как долго вы находились в кабинете?
— Минуты три.
— Хорошо. Возвращайтесь к себе, мистер Гастингс, и никуда не выходите, пожалуйста.
Гастингс встал. Он был очень бледен.
— Я надеюсь, вы меня всерьез не подозреваете в убийстве? — взволнованно спросил он.
— Нет, — Паркер отрицательно покачал головой. — Еще перед тем, как вы сюда вошли, я знал, что вы не могли убить Яна. Я знал, что вы были здесь после убийства.
— Так, значит, вы знали… — пробормотал Гастингс и вышел, вытирая капли пота со своей лысины.
15
«Ударила я дважды…»
— А теперь нам придется поговорить с Сарой, — с грустью сказал я. — Как бы я не хотел при этом присутствовать!
— Я надеюсь, что ты останешься. — Паркер встал и прошелся по комнате. — Наконец-то я знаю, кто убил Яна Драммонда. Вернее, не я, а тот полицейский, который сидит во мне. Я могу хоть сейчас отдать приказ арестовать убийцу. Только у него нет алиби и есть повод для убийства. У остальных или есть алиби, или нет повода. Господи, как же все просто! Так просто, что даже нелепо. — Паркер подошел к креслу Яна. Пятно под креслом уже совсем почернело. — Видишь, осталась только кровь на ковре. А потом ковер отдадут в чистку и исчезнет последний след. Ребенка он не оставил. Жена ему была неверна. Чем не древнегреческая трагедия?! Но, что бы о ней ни думали, он ее любил. И он бы, наверное, хотел, чтобы мы относились к ней хорошо. Джонс! — позвал Паркер.
— Да, шеф, — откликнулся сержант, с улыбкой войдя в комнату.
— Что это ты так развеселился?
— Да ничего, шеф. Просто мисс Сандерс…
Через открытую дверь я услышал легкие удаляющиеся шаги.
— Закрой дверь, — приказал инспектор, — и хорошенько следи за тем, что происходит в доме. Никто не пытался спуститься вниз?
— Пытался шеф. Но ведь вы не запрещали.
— Кто?
— Мистер Гастингс и миссис Спарроу. Они оба разговаривали с Лондоном.
— По каким номерам звонили? О чем говорили?
— Мистер Гастингс звонил в агентство, чтобы отложить свой вылет в Нью-Йорк, а миссис Спарроу звонила в больницу профессору Беллоузу и спрашивала о состоянии миссис Райт. Потом сказала несколько слов по-латыни, а потом сообщила, что даст знать, сможет ли она приехать, так как ей придется задержаться по семейным обстоятельствам.
— Хорошо, Джонс. — Паркер закрыл за ним дверь и повернулся ко мне. — Теперь нам нужно собрать все силы. Я думаю, мы перейдем в гостиную. Иди туда, а я схожу за ней.
Мы вышли в холл. Паркер медленно направился к лестнице. Я пошел в гостиную. В причудливо выгнутом старинном зеркале я увидел свое бледное небритое лицо. Услышав, как открывается дверь, я вздрогнул. Сара была в прямом сером платье. Лицо ее со следами слез было спокойно.
— Вы ничего не имеете против присутствия Джо Алекса? — спросил Паркер, вошедший в гостиную вслед за ней.
— Нет, — ответила Сара. — Мне нечего скрывать. Любой может присутствовать при нашем разговоре. — Она села в кресло и положила руки на колени.
Увидев ее вблизи, я был поражен. Передо мной сидела усталая, сломленная, немолодая женщина. Еще двадцать четыре часа тому назад она была совершенно другой… «Вот я стою, гордясь, что дело сделано…», — вспомнил я.
— Простите… — Паркер кашлянул и замолчал. Затем с видимым усилием начал: — Мистер Алекс и я знаем о ваших отношениях с мистером Спарроу. Знаем мы и о чем вы вчера говорили в парке. Я не буду к этому возвращаться. Я только хочу спросить у вас, что вы делали после того, как вернулись из парка?
— Так, значит, он вам все рассказал… — медленно произнесла Сара. Затем, как будто отгоняя эту мысль, спросила: — Что я делала, когда вернулась? Пошла в кабинет к Яну и пробыла там минут пятнадцать.
— Вы не могли бы сказать, с какой целью вы туда пошли? Ведь ваш муж в это время работал?
— Да, работал. А пошла я к Яну, боясь, что это сделает Спарроу. Ян сказал, что завтра собирается на рыбалку. Спросил, не пойду ли я тоже. Я согласилась. Вчера, когда я приехала сюда, я была очень счастлива. Как бы вам это объяснить… В шестнадцать лет я начала танцевать в мюзик-холле. Вы, наверное, догадываетесь, что это была за жизнь. С Яном я познакомилась, когда мне был тридцать один год. Я говорю вам это для того, чтобы вы все поняли. Я не любила его, когда выходила замуж. — Она говорила спокойным, бесцветным голосом. — Конечно, я говорила ему, что люблю. Любая женщина скажет это мужчине, за которого выходит замуж. Я тогда уже была известной актрисой. Но мне нужно было положение в обществе. Я не первая и не последняя, кто так делает. Я думала, что вся моя жизнь изменится с той минуты. Она и правда изменилась. Но у Яна была своя работа, у меня своя, а за плечами целая жизнь! Меня всегда окружали мужчины. И почти все время я была в Лондоне, а он здесь… Ян верил мне безгранично. Но до него мне верили и другие. Я никогда не понимала, почему верность должна проявляться только в одном. Я считала иначе. В этом смысле я не была верна ему. Я встретила Спарроу и его красавицу жену. Она была так прекрасна, а он был таким принципиальным, что… Но, наверное, не только в этом дело. Мне кажется, я уже тогда начала любить Яна. Это было каким-то противоядием. Я всю жизнь боялась любви. Боялась, как человеческой слабости. Вы меня понимаете? — Она с беспокойством посмотрела на меня.
— Да, — неожиданно ответил Паркер. — Все это совершенно понятно.
Он замолчал.
— Что я говорила? Да… Спарроу помог мне обрести равновесие. Я могла смотреть на них обоих за столом и думать, что оба они мне подвластны. Я чувствовала себя королевой. Потом я поняла, что самого главного мне не хватало — любви. Я сама не знаю, как полюбила Яна. Я поняла, что он для меня дороже всех на свете. Теперь Спарроу должен был исчезнуть. — Она помолчала. Ее тихий голос эхом звучал у меня в ушах. — Но Спарроу не хотел исчезать, — внезапно резко сказала она. — Не только не хотел, но еще и собирался оставить Лючию и просил меня сделать то же. Это было ужасно. Я чуть с ума не сошла от страха. Я сидела в кабинете Яна и прислушивалась к каждому звуку. Наконец я поднялась к себе. Я уже начала верить, что он ничего не скажет Яну. Но я все равно боялась. Боялась принципов Спарроу. Существуют такие принципы, которые приносят гораздо больше плохого, чем их отсутствие. В одиннадцать ко мне зашла Лючия за пишущей машинкой. Похоже было, что она ничего не знает. Это был хороший знак. Но Ян все не возвращался, хотя обещал прийти быстро. Я на цыпочках вышла в гардеробную. Я услышала голос Спарроу, а затем плач Лючии. Это было уже в половине двенадцатого. Что же он ей сказал? Я никогда не предполагала, что Лючия способна плакать. Потом мне показалось, что Спарроу вышел и спустился по лестнице. Я приоткрыла свою дверь, но никого не увидела. Я боялась, что зайдет Лючия и устроит мне сцену. Я была уже на грани истерики. Я посмотрела на часы. Было уже двадцать пять первого. Наверное, что-то случилось. Я подумала, что, наверное, Спарроу рассказал ему все. И я решила спуститься. Я решила, что опровергну все, и он мне поверит. А он сидел там… с ножом в спине… Все уже не имело значения. Я поднялась к себе, чтобы только ни с кем не разговаривать. — И она отвернулась к окну.