Я рожу тебе сына

— Девку в расход! — командует Упырь, а я отворачиваюсь, чтобы ее не видеть.

У меня железное правило — не вмешиваться в дела моей «расстрельной» команды.

— Талер, отдай ее нам, — просит Черный, подходя к девке, а меня вдруг прошибает от того, как он на нее смотрит.

Нет, от того, как смотрит на него она.

Не с ужасом, не с мольбой, а с удивлением. Странная девка, смелая. Или, скорее, борзая.

— Вы меня убьете? — смотрит прямо в глаза. Поиграть с ней, что ли…

— Не знаю, — закидываю

— Не надо, Тимур, — откуда имя мое знает? — пожалуйста. Я отблагодарю.

Толкаю ее к стене, одновременно развожу ногой колени. Странная. Непохожая на других эскортниц.

— И что ты можешь сделать, чего я не могу взять сам? — упираюсь руками по обе стороны от нее в стенку.

— Я… Я…

— Девку в расход! — командует Упырь, а я отворачиваюсь, чтобы ее не видеть.

У меня железное правило — не вмешиваться в дела моей «расстрельной» команды. Они отлично выполняют работу, за которую я отваливаю немерено денег.

Но у нас уговор — я к ним не лезу. Потому и живой до сих пор.

Девке не повезло, она оказалась случайным свидетелем того, как удачно мои люди перехватили партию стволов и завалили курьера. Куда ж ее теперь? Прав Упырь, вот только…

— Талер, отдай ее нам, — просит Черный, подходя к девке, а меня вдруг прошибает от того, как он на нее смотрит.

Нет, от того, как смотрит на него она.

Не с ужасом, не с мольбой, а с удивлением. Странная девка, смелая. Или, скорее, борзая.

Ее нельзя оставлять, Упырь правду говорит, хотя…

Окидываю взглядом с ног до головы. Она в короткой юбочке, лишь прикрывающей белый треугольник трусиков, и в коротком топе, который некрасиво расплющивает грудь. Вдруг захотелось увидеть, какая же она, эта грудь, если снять нахер тот бл…дский топ и выпустить ее на волю?

На секунду мелькнуло, как она колышется у меня перед глазами, а следом откликается в штанах мой член. Я представляю, как девушка ловит его губами, пока я пристраиваю его между ее круглыми полушариями с темными, крупными сосками, и моя фантазия тут же болезненно отдается в паху.

Сука, где она взялась? С таким невинным и одновременно бл…дским выражением лица? Как будто она меня насквозь видит и мысли читает. А ведь читает! Длинные ресницы вздрагивают, пухлые губки шевелятся, заставляя шевелиться мой уже твердый как камень член. И где Саркис только таких находит?

— Идем со мной, детка, — Черный протягивает к ней свои липкие руки, которые я мысленно с наслаждением отрываю.

И с таким же наслаждением мысленно погружаюсь членом в ее рот, теплый, влажный, пока она вот так же удивленно смотрит на меня, приоткрыв его, будто сказать что-то хочет.

Удивляйся, сладкая! Черный со стоном корчится, получив под ребро, а я смотрю на девушку. Руками прикрывается, стесняется…

— Вы меня убьете? — смотрит прямо в глаза. Поиграть с ней, что ли…

— Не знаю, — закидываю ногу за ногу, при этом мучительно хочется поправить член. А еще больше хочется, чтобы это сделала она. Ртом. — Я еще не решил.

Упырь прав, лишние глаза ни к чему, не повезло тебе, сладкая, что ты все видела. А сладкая вдруг хлопает глазищами и подходит ко мне ближе.

— Не надо, Тимур, — сука, откуда имя мое знает? — пожалуйста. Я отблагодарю.

Я смотрю в ее глаза. Блестят. Соблазняют. Кладут на лопатки. Мгновенно поднимаюсь, оказываюсь напротив, и она вздрагивает.

— Вышли все. Я сказал, нахер пошли!

Толкаю ее к стене, одновременно развожу ногой колени. Смотрит, не мигая. Странная. Непохожая на других эскортниц.

Облизывает припухшие губы, и я вдруг улавливаю отчетливый запах ванили, сладкий, кремовый. И дурею. От кого, Талер, очнись, это же эскорт! Остановите самолет, я выйду…

— И что ты такого можешь сделать, чего я не могу взять сам? — упираюсь руками по обе стороны от нее в стенку.

— Я… Я вам сына рожу, — вдруг говорит без запинки и смотрит мне в глаза, таращась и силясь не моргать.

Все. Блять, все. Мой внутренний навигатор сломался, и я смотрю на нее как дурак. Это что вообще такое было? Я все правильно услышал, сына? Я что, блять, царь Салтан?

Рука сама — клянусь, сама! — ложится ей на бедро и ползет выше, туда, где тот самый треугольник. И мой рот — тоже, блять, сам! — говорит:

— Хорошо. Давай только сначала я его тебе сделаю.

Она закусывает губу и кивает, подобравшись, а я, совсем потеряв голову, ныряю под юбку и кладу руку на треугольник. Она там мокрая, я даже через ткань чувствую. Головка члена напряглась так, что кажется, сейчас лопнет и брызнет фонтаном. Торопливо отодвигаю ткань и замираю, скользнув туда пальцами.

— Тимур! — вскрикивает, и у меня срывает тормоза от того, как она произносит мое имя. Это просто отрыв башки, когда ее губы вот так двигаются, приоткрывая влажный рот.

Я никогда не целую шлюх, их никто не целует, а эту хочется. Почему-то я постоянно забываю, что это эскортница. Вспоминаю и… забиваю.

Делаю движение пальцами по кругу, замираю. Смотрю. И она смотрит. Глаза в глаза, я вглядываюсь в них, они подернуты пеленой, ей хорошо, этой девочке. Почему мне все время хочется назвать ее девочкой?

Еще раз провожу пальцами, и она двигается бедрами мне навстречу. Хорошая, послушная. Я поглаживаю большим пальцем там, где расходятся складки и дурею — у нее кожа как персик, бархатистая, там тоже такая. Раздвигаю складки, нахожу пальцем твердую вершину и начинаю поглаживать.