Я русский солдат! Годы сражения
Шрифт:
А. Проханов: – Комитетчики. И Путина не было бы тогда, и его, наверное, супруги не было, и дворцов бы не было, и нас с вами бы не было. Там огромная система последствий, если бы это произошло. Не было бы комитетчиков, которые, конечно, продали свою Родину – Советский Союз, которые в момент, когда глумились над их кумиром, над Дзержинским на площади, ни один из них не выставил СВД из окон Лубянки (все окна горели) и не выстрелил в глумителей над этим кумиром, над божеством комитетчиков. Все они – трусы.
О.
А. Проханов: – Все они – трусы и предатели. Они созданы были для того, чтобы защищать государство.
О. Журавлёва – Да ладно. Александр Андреевич, вы тоже не ходили с плакатами в защиту, я не знаю, православных христиан и духа русского.
А. Проханов: – Когда?
О. Журавлёва – Вы тоже работали себе спокойно в журналах, писали про социалистическое строительство.
А. Проханов: – Когда, когда? Вы просто ничего обо мне не знаете.
О. Журавлёва – Мне о вас очень много рассказывали.
А. Проханов: – Да? Тогда милости прошу в мое прошлое, и мы с вами раз 15 или 17 съездили бы на афганскую войну, а три раза съездили бы…
О. Журавлёва – Одно другому не мешает. На афганскую войну кто попало не ездил из журналистов, правда же?
А. Проханов: – Нет, я думаю, что на афганскую войну ездили те, кому это было интересно. Большинство журналистов ездили в Париж в это время, во Францию.
О. Журавлёва – Те, кому было интересно, те ехали в Париж?
А. Проханов:– Конечно. Те, кому было интересно, все наши писатели – и Вознесенский, и Евтушенко – отправлялись в Европу. Я слонялся по окраинам мира, где постреливали. Так что спокойно я не прожил эти годы, слава тебе, господи.
О. Журавлёва – Так, хорошо. Вам люстрация не грозит.
А. Проханов: – Но вы – молодец. Я люблю с вами говорить вот почему. Вы задаете вопрос, я начинаю отвечать, вы не дожидаясь финала, лепите второй дурацкий вопрос. Только я начну, принимаюсь за него отвечать, вы третий лепите. Ну так чего там еще?
О. Журавлёва – Вы говорите просто удивительные всякие слова, и каждый раз открываетесь для меня по-новому.
А. Проханов: – Ну, давайте.
О. Журавлёва – Вы говорите, что всех чекистов можно было бы люстрировать, и жизнь была бы прекрасней…
А. Проханов: – Конечно. Потому что они все – предатели. Посмотрите, что они сделали, когда вышли как бы на свободу из Комитета. Они наполнили банки, они наполнили все эти корпорации олигархические.
У Путина есть одно оправдание, но я не знаю, полное ли оно. Он, придя в Кремль, сумел остановить распад страны. Он сумел создать зачатки государства, те зачатки, которыми, может быть, мы живем и по сей день. Но эти зачатки уже износились, эти зачатки уже дряблые. Нужно снова заниматься государством.
Мне кажется, что вот теперь, придя к власти третий раз, а может, и четвертый раз, Путин наконец спохватился, он проснулся. Быть может, с опозданием. Он стал опять заниматься государством.
О. Журавлёва – То есть всех чекистов надо было люстрировать, но некоторые все-таки себя оправдали. Правильно?
А. Проханов: – Вы хотите заниматься дурацкими вопросами…
О. Журавлёва: – Да.
А. Проханов: – …или хотите заниматься серьезными вопросами?
О. Журавлёва – Давайте. Давайте о серьезном.
А. Проханов: – Валите серьезные вопросы.
О. Журавлёва – Фрол Владимиров из Сочи интересуется: «Уважаемый Александр Андреевич, учитывая нашу демографическую ситуацию, экономическую и военную отсталость, сможем ли мы самостоятельно восстановить свой суверенитет в ситуации, когда натиск с Запада усиливается? Или же нам придется пойти на союз с Китаем? Какова цена такого союза? Дальний Восток?»
А. Проханов: – Почему Дальний Восток? Предместья Москвы. И глазница, которая сверкает глазом под вашей левой бровью. Вопрос дурацкий, потому что возрождение – это, во-первых, вопрос не только ресурсов, которых очень мало, а вопрос воли. Воля меняет баланс сил. Мало ресурсов, но много воли – и победа. Посмотрите, что было в 20-е годы, когда создавались эти конные армии. Всё было разрушено, всё пылало, не было заводов, не было продовольствия, был голод. Но была воля, и возникла победа в Гражданской войне.