Я с детства полюбил овал

Коржавин Наум Моисеевич

«Поэзия! Чего ты хочешь…»

Поэзия! Чего ты хочешь?И что ты есть, в конце концов?И из каких хороших строчекВдруг кажешь ты свое лицо?Я знатокам давно не верю,Что, глядя совами в тетрадь,За клеткою не видя зверя,Незнамо что начнут болтать…Но кроме образов и тактаЕще бывает существо.И в нем ни критик, ни редакторНе смыслит часто ничего.И я отвечу на капризныйВопрос о сущности вещей:Поэзия идет от жизни,Но поднимается над ней.И

роль ее груба и зримаИ в дни войны, и в дни труда, —Она пускай недостижима,Но притягательна всегда.1945

«Здесь Юг. Здесь мягче. Здесь красивей…»

Здесь Юг. Здесь мягче. Здесь красивей.Но здесь неладное со мной.Мне снится Средняя РоссияС ее неяркою весной,С весной, где неприглядны краски,Где сыро, серо, нетепло…Где поезд, вырвавшись из Брянска,В капели дышит тяжело.А пассажиру думать, мучась,Что все идет наоборот,Что тянет в мир какой-то лучший,В который поезд не придет.И он ворчит: «Плоды безделья».Но не спасут его слова.Потом под тот же стук капелиНавстречу двинется Москва,И ты, забыв про все на свете,Опять увидишь радость в том,Что можно грудью резать ветер,С утра смешавшийся с дождем.1946

«Я питомец киевского ветра…»

Я питомец киевского ветра,Младший из компании ребят,Что теперь на сотни километровВ одиночку под землей лежат.Никогда ни в чем я не был лживымНи во сне, ни даже наяву.Говорю вам, что ребята живы,Потому что я еще живу.Ведь меня пока не износило —Пусть наш век практичен и суров —И, как в нашем детстве, ходит в жилахС южным солнцем смешанная кровь.Та, что бушевала в людном сквере,Где, забыв о бомбах и беде,Немцами расстрелянный ГальперинМне читал стихи о тамаде.Под обстрелом в придорожной лункеЗалегли бойцы за грудой шпал.Там в последний раз поднялся Люмкис,И блеснул очками, и упал.И сказать по правде, я не знаю,Где, когда, в какой из страшных битв,Над Смоленском или над БреслауШура Коваленко с неба сбит.За спиной года и километры,Но, как прежде – с головы до пятЯ питомец киевского ветра,Младший из компании ребят.1946

«Нам портит каждый удачный шаг…»

Платону Набокову

Нам портит каждый удачный шагВнутренних слов месть…Раз говоришь, что пропала душа,Значит, она есть.Мы оба уходим в тревожное «прочь!»Путь наш – по небесам.Никто никому не придет помочь,Каждый бредет сам.И нам не надо судьбы иной,Не изменить ничего,И то, что у каждого за спиной,Давит его одного.И нам, конечно, дружить нельзя.Каждый из нас таков,Но мы замечательные друзья —Каторжники стихов.Мы можем лишь на расстоянье дружитьДружбой больших планет,А если и мы не имеем души —Тогда

ее вовсе нет.1944

Н. Глазкову

Нас отпускали с разных предприятийИ почитали для себя же счастьем.Подхватывали райвоенкоматыИ прогоняли воинские части.К хорошим строчкам строчки подбираяИ занимаясь в жизни только ими,Вполне возможно, были мы лентяи,Но сволочами – все-таки другие.1944

Отступление

Шли да шли. И шли, казалось, годы.Шли, забыв, что ночью можно спать.Матерились, не найдя подводы,На которой можно отступать.Шли да шли дорогой непривычной,Вымощенной топотом солдат,Да срывали безнадежно вишни, —Все равно тем вишням пропадать.Да тащили за собой орудьяПо грязи и кручам, вверх и вниз.Русские, всегда земные люди,Без загробной веры в коммунизм.Шли да шли, чтоб отдохнуть и драться,Отстоять себя – страну и жизнь…И еще за то, чтоб – лет чрез двадцатьВновь поверить в этот коммунизм.1942

Солдат в электричке

Кто-то что-то говорит,Где купить и как продать.А солдат сидит и спит,Потому что он солдат.Потому что на виноДенег нету у него.Ну а больше все равноОн не купит ничего.Только штатской жизни ширьВсе ж касается его…Он вернется в этот мирИли сгинет за него.1944

«Кем только я не был…»

Юле Друниной

Кем только я не был! И все между прочим,И все утопало в каких-то химерах…Я был фрезеровщиком, чернорабочим,Я был контролером на точных размерах.Но кем бы я ни был, я был как калека.И где б ни ступал я шагами своими,Меня называли улыбчато: «Швейка»,Так, словно бы «Швейк» – это женское имя.Кем только я ни был… Но дело не в этом,А в том, что не мог превратиться в кого-то.И где б я ни был, оставался поэтомНа горе своим современным работам.Пока я мотался, и мне было плохо,И вяз на простуженном ноющем слове,Товарищи шли по великой эпохе,Свои биографии делая кровью.Я тоже не видел ни счастья, ни блага.Родная моя! Ведь по мне это видно…Но вот у тебя на груди — «За отвагу»,И мне как мальчишке становится стыдно.1945

«В этой комнате, в которой мы с тобой…»

В этой комнате, в которой мы с тобой,Черный вечер превратился в голубой.А на лестнице, где мы с тобой стоим,Оседает на карнизах светлый дым.Почему ты лишь набросила пальто?Если б ты его надела, было б что?

Конец ознакомительного фрагмента.