Я случайно, господин инквизитор! или Охота на Тени
Шрифт:
Я кивнула.
— Да, таким разумом при должном умении легко манипулировать.
Тем временем мы свернули к восточному лечебному крылу.
— Мистер Кларксон! — молодая целительница удивленно уставилась на инквизитора. — Чем могу помочь?
— Отойти в сторону и не мешать, — сухо произнес Эрик.
Голос у него был такой холодный и злой, что я бы на месте целительницы спорить не стала и молча отошла в сторонку. Собственно, так она и сделала.
Эрик точно знал, куда идти, и через минуту толкнул дверь в индивидуальную палату. Маленькое помещение с одной лишь больничной койкой, прикроватной тумбочкой
— Ну и что? — раздраженно спросил Эрик, вперившись взглядом в мужчину. — Что с ним не так? Он в коме, и я ничего особенного не чувствую и не вижу. Как и раньше. А ты, Морис?
Тот пожал плечами.
— Просто рваная аура и очень слабо горящая магическая Искра, но в его плачевном состоянии ничего удивительного в этом нет. А ты, Флора, что можешь сказать? Флора?..
Морис обернулся и с удивлением уставился на испуганную меня, вытаращившую глаза и вцепившуюся в дверной косяк до побелевших костяшек пальцев. Переступать порог палаты я пока не рискнула.
— Мисс Габруа?.. — нахмурился Эрик. — Что не так?
Всё.
Я зажала рот рукой, пытаясь подавить позыв тошноты.
Спокойно, Фло, ты устроилась в инквизицию, а здесь тебе наверняка еще и не на такие прекрасные картинки придётся полюбоваться. Держи себя в руках и не позорься опустошением желудка.
Медленно вдохнула и выдохнула, дрожащей рукой сняла с себя очки и молча протянула их Морису. Тот хмуро нацепил на себя аксессуар и тупо уставился на лежащего в коме Флейтона Амбросского.
— Твою мать, — только и смог вымолвить Морис, сделав широкий шаг назад.
— Что там? — спросил Эрик и стащил с куратора мои очки, нацепив их на себя.
Эрик тоже завис и тупо уставился на пациента. Выругался только более нецензурно. И тоже шагнул к выходу из палаты.
Было от чего прийти в ужас, потому что вид у несчастного господина Амбросского был впечатляющий. Обычным человеческим взором ничего особенно действительно не было видно, а вот теневым — еще как.
Все тело Амбросского было испещрено жуткими черными отметинами, будто кто-то разрисовал его черной краской, да только "кисточкой" был какой-нибудь кривой нож с зазубринами. Но самое жуткое было то, что в точке солнечного сплетения мужчины натурально зияла черная дыра, большая такая. А из нее прямо сейчас активно пыталась вылезти Одинокая Тень: она уже просунула в реальность два щупальца и пыталась зацепиться за кровать, чтобы пропихнуться дальше. С щупалец капала фиолетовая слизь, неопрятно стекая на постельное белье и на пол, и вид у всей этой картинки с тварью, лезущей прямо из человека, был совершенно жуткий и тошнотворный.
— Жесть какая, — пробормотал Морис, обернувшись ко мне. — Это что, теневая магия с ним такое сотворила?
— Черная магия хаоса, — кивнула я, все еще борясь с позывами тошноты.
Это Эрик и Морис, наверное, закаленные и много на что успели насмотреться за всю свою рабочую деятельность, а вот мне на такое тошнотворное зрелище глядеть еще не приходилось. Мерзко, отвратно, дико, страшно, а
— Это и есть теневой портал, что ли?
— Ну да. Этого человека сейчас фактически выжигают изнутри, используя его как сосуд.
— Почему эту магию никак не почувствовать? — спросил Морис. — Ну, в смысле, я вот ничего особенно темного сейчас не ощущаю.
— На самом деле, ощущения есть, — негромко произнес Эрик, прикрыв глаза, с крайне сосредоточенным выражением лица. — Только они очень тонкие и не похожи на проявление обычной темной магии, на которые мы с тобой привыкли ориентироваться. Закрой глаза и попробуй настроиться. Чувствуешь? Внешние раздражители мешают, но если от этого отключиться…
Морис закрыл глаза и, пока я неуверенно шагала к койке Флейтона, в палате была тишина, нарушаемая только глухим цоканьем моих каблуков.
— Да, ты прав, — наконец произнес Морис, так и продолжая стоять с закрытыми глазами. — Почувствовать можно. Только чтобы это почувствовать, об этом надо знать. Без тренировок тяжело определять эти колебания.
— Ну, потому мы раньше и не могли их идентифицировать, так как полагались на другие, более привычные нам ощущения, которые тут дают сбой. Кто ж знал, что теневая магия так важна, никогда с ней не работали толком… Мисс, Габруа, вы можете закрыть этот портал?
— Попробую, — вздохнула я тяжко. — Только вы отойдите лучше подальше. Тварь хоть и не вылезла, и я попробую ее затолкать обратно, но мало ли…
Следующая четверть часа обернулась для меня настоящей проверкой на прочность, потому что колдовала я на пределе своих возможностей. Ритуал закрытия теневого портала был сложный и кропотливый, нужно было долго читать длинные заклинания в определенном темпе. Один раз я всё-таки перепутала слова и сбилась — пришлось начинать сначала. Воздух вокруг искрил фиолетовыми и золотыми всполохами, а мои руки дрожали от напряжения и того мощного магического потока, который мне приходилось вливать продолжительное время.
В конце концов у меня все получилось. Ползущую наружу Одинокую Тень затолкала обратно на изнанку мира, теневой портал закрыла, а господина Амбросского как могла подлечила, вытянув из него всю тёмную магию. Она ощущалась липкой и противной на руках, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы избавиться от этого неприятного остаточного ощущения на ладонях.
Увы, я не была уверена, что все мои манипуляции помогут выжить господину Амбросскому. Из него по капле выжимали все магические соки на протяжении нескольких месяцев, и его магическая Искра была на грани затухания. Однако магию хаоса я из него извлечь смогла, это я могла сказать точно. И портал теперь навсегда был закрыт.
Очень устала… Руки немного подрагивали от
напряжения, когда я вытирала пот со лба тыльной стороной ладони.
— Смотри-ка, он приходит в себя, — услышала я негромкий голос Мориса за своей спиной.
Флейтон в самом деле очнулся. Медленно открыл глаза, невидящим взором уставившись в одну точку перед собой и не сразу заметив меня. А заметив, с трудом повернул голову и попробовал что-то сказать, но из горла вырвались одни лишь хрипы.
Я помогла ему приподнять голову и приподнесла к его губам стакан воды, который Флейтон тут же жадно опустошил.