Я смогла изменить судьбу!
Шрифт:
Наверное, отец сторонился авторитетного в нашей среде Аврума, не желая попадать под его влияние. А может, не считал их взаимоотношения достаточно близкими. Но то, что сделала Алиса, было просто невероятно – нельзя произносить слова, которые она ляпнула. Правда заключалась в том, что не «люди говорят», а она сама придумала то, что было ей выгодно. И похоже, сделала она это преднамеренно.
О, у Алисы были далеко идущие планы! Возможно, они заключались в том, чтобы выдать за Алана Марту, ее некрасивую, да еще и бесформенную дочь. Но вряд ли бы это получилось – статус семьи маминой сестры в нашем сообществе был совсем невысок. А вот навредить нам, сглазить даже самый легкий намек на мое счастье стало
Впрочем, она не одна такая! Когда мы жили в Красной Слободе, то вынуждены были делить большой дом с семьей папиного родного брата Бориса и его жены Агаты. Хозяйство вели раздельно, каждая семья – свое и на разных кухнях. Обширный подвал для солений и консервации поделили на три части, так как с нами жили еще бабушка с дедушкой.
Однажды я спускаюсь в подвал за маринованными виноградными листьями и вдруг на самой низкой полке в углу (чтобы никто не заметил?) обнаруживаю скомканную бумажку, проткнутую иголками с вдетыми нитками. Вынимаю иголки, разворачиваю бумажку. На иврите написаны имена: мамино, папино, мое и сестры Тани. Брат в тот момент еще не родился. Я не могла понять, что это значит, но была смущена. Сердцем почувствовала что-то неладное.
Решилась рассказать об этом только Наре. Выслушав мой рассказ, она не на шутку испугалась и шепотом сообщила, что это колдовство, амулет для наведения порчи. Меня это поразило, но как в такое поверить? «А на кого наводилась порча?» – «Не понимаешь? На тех, чьи имена в записке!» Тогда я догадалась – это дело рук Агаты, жены Бориса.
Она никогда нас не любила, думаю, потому что завидовала. Особенно когда у отца дела пошли в гору. А Борис работал за одну зарплату, а потому и жили они хуже, чем мы.
Тяжело было покидать Красную Слободу и Нару, но от соседства с Агатой я избавилась с облегчением.
Не знаю, как для мамы и отца, но для меня после нашего переезда в Москву отношения с той самой тетей Алисой стали настоящим кошмаром. Пока мы жили в Красной Слободе, Алиса иногда присылала нам продукты. Понятно, что в 80–90 годы кое-где был дефицит продовольственных товаров. Но не у нас же, с нашим садом и огородом, с домашними заготовками, с богатым азербайджанским рынком! Благо, денег на рыночные товары папа зарабатывал достаточно. Но Алиса продолжала присылать нам по почте колбасу, консервы, муку. Знаете – зачем? Чтобы показать, что она живет не хуже нашего, а то и лучше – позволяет себе «помогать» родственникам.
Я уже тогда недолюбливала свою тетку и старалась не есть то, что она присылала. Мне, девочке с развитым воображением казалось, что угощения отравлены. Да, да, не удивляйтесь! Отравлены ее завистью.
В Москве Алиса задалась целью меня одеть. То подарит кофточку, которая оказалась мала ее толстой дочери, то платье. Это тоже делалось не от чистого сердца!
Вот Алиса принесла в наш дом новые туфли. Небольшой изящный каблучок, тонкий носочек – загляденье. Но мне они почему-то сразу не понравились. Красивая пара обуви таила угрозу… Но тетка настойчива.
– Примерь, Ханночка. Прекрасные новые туфли. Это тебе!
Я отказываюсь, но Алиса настаивает. Ставит пару передо мной и, брякнувшись на колени, насильно хватает мою ногу, чтобы вставить ее в туфлю. Обувь мне мала, я чувствую боль, я страдаю…
Пробудившись, думаю о тетке и туфлях. К чему это?
Незадолго до своей свадьбы я увидела другой вещий сон.
По нашему двору в Красной Слободе ходят две молоденькие курочки. Степенные домашние птички с нежным, будто шелковым оперением. Они поклевывают что-то на дворе и изредка машут крыльями, словно хотят взлететь. Но не могут или не решаются. Алиса говорит моей маме: – Твои курочки пытаются взлететь. Бросившись к птицам, она хватает одну из них и с силой ломает ей крыло.
От невыносимого звука, хруста костей я просыпаюсь. У меня болит спина под обеими лопатками. Мне сломали крылья. Алиса сломала мне крылья.
Глава 4. Милая Клавдия
ИНОГДА мне кажется, что я не просто вижу вещие сны. Я существую в двух мирах. Один из них реальный, где я живу сегодняшним днем, нахожусь в понятных мне отношениях с людьми. Второй мир – мои сны. Помимо того, что я вижу собственное (и не только) будущее, в сновидениях я нередко нахожу ответы на вопросы, на которые в реальности ответов нет.
Сны об Алане, который часто являлся мне, сложились в нашу призрачную личную жизнь, где допускалось общение, но только на расстоянии, где мы касались друг друга будто через покрытое инеем стекло. И даже не могли подышать на эту тонкую, но непреодолимую преграду, чтобы в оттаявшем стекле разглядеть друг друга. В том мире все было скрыто как в тумане, но неожиданно сильно и остро влияло на меня, изменяя все, вплоть до событий реальной жизни.
Алан, появляясь в моих снах, признавался, что я тоже прихожу в его сновидения! Ах, узнавать во сне о сновидениях другого человека – это уже нечто запредельно сложное. Как полый китайский шарик из слоновой кости с вырезанными на его поверхности изображением и орнаментом. Внутри этого шарика находится другой, такой же, но поменьше. А внутри того – еще один, третий… И так далее.
Алан рассказывал: ему снится, будто он ищет меня в дремучем лесу, но не может найти. Или подходит к моей двери, а она заперта! Он стучит, жмет на кнопку звонка, но никто не открывает. Значит он тоже тосковал по мне, пытался найти, увидеть, но ему препятствовала судьба!
Вот так и протекал наш роман в грёзах, в мечтах! Встречи с Аланом были самыми волшебными мгновениями всей моей жизни, они освещали мой путь, украшали каждую минуту моего существования, вдохновляли. Я не знала, чего ждать от судьбы, будем ли мы когда-нибудь вместе, но верила – наша любовь есть, она настоящая, живая и верная.
Но будет ли продолжение?..
За год до моей свадьбы я увидела Алана наяву, как оказалось в последний раз перед долгим перерывом. Мы с отцом и младшей сестрой отправились в Кремлевский Дворец Съездов на концерт Энрике Иглесиаса. Мы сидели в шестом ряду партера. Сейчас погаснет свет в огромном зале, музыканты в оркестровой яме закончат настройку инструментов, и на сцену выйдет сладкоголосый красивый испанец, кумир миллионов.