Я, снайпер
Шрифт:
Далее последовало полотенце. Его туго замотали вокруг лица Свэггера, расплющив ему нос, пережав дыхательные проходы, лишив возможности видеть. Зачем пленить все тело, когда можно пленить одну только голову? Это одно и то же. Клаустрофобия, бич большинства людей, вырвалась на свободу благодаря складкам плотной ткани, стиснувшим лицо, превратившим процесс дыхания в тяжкий труд, бросившим в благодатную почву семена страха, которым в ближайшее время предстояло распуститься пышными цветами.
— Затем идет мучитель, который сам терзается раскаянием, — рассуждал Энто, — таких я презираю больше всего. Он слишком хорош для подобного ремесла, и то, что привело его в подвал к животным, которые несут боль, унижение и грязь другому человеческому существу, — это долгая и запутанная история, и нашему герою ужасно хочется поделиться ею с тобой, со всеми мрачными шутками и черным юмором, достойными пера второсортного ирландского писателя, однако ему некогда, он должен поджарить твое хозяйство,
— Даже не знаю, Энто. Возможно, он сразу же наделает в штаны. Ведь так происходит со многими.
— Да уж, со многими. Тот подполковник, я хорошо помню, в конце концов тоже наложил в штаны.
— Точно.
— И все же я сомневаюсь, Имбирь, что снайпер сразу же обделается. У него голова слишком забита такими пустыми понятиями, как честь и долг. Он заткнет свою задницу пробкой, вот посмотришь.
Свэггер почувствовал воду сначала как вес, затем как влагу, потом как сырость, как потоп и наконец как смерть. Она пришла, подобно лазутчикам, проникающим во вражеский лагерь, сразу со всех сторон, без особого шума и суеты, будто далекая точка, которая внезапно многократно разрослась и оказалась повсюду, заполнив весь мир.
Вода намочила полотенце, и оно прилипло к лицу. Боб попытался держать все отверстия тела наглухо закрытыми и не пускать воду в себя, однако его сопротивление продолжалось считаные мгновения. Вода спустила с привязи безотчетный страх. Свэггер был не из пугливых, долгие суровые годы научили его, как защищаться от крысиных зубов ужаса, как объективно оценивать страдания, анализировать их, словно продукт чужого сознания, научный феномен, подлежащий исследованию. Какое-то время это работало, но затем оборона не выдержала под отчаянным натиском.
Словно со стороны, Боб ощутил, как его тело судорожно дергается и извивается в руках ирландцев. Вся его сила схлестнулась с их объединенной силой, а поскольку мучителей было больше, они одержали верх и в итоге оставили его одного, наедине с водой.
«Вода, вода, кругом вода» — эта забавная строчка из какого-то давно забытого стихотворения содержала суровую правду настоящего. Сознание Боба теперь тоже билось в судорогах, как и его тело, теряя контроль перед лицом неминуемой гибели и влаги, атаковавшей лицо. Боб что есть силы выдохнул в полотенце, исторгнув из себя малую толику того, что успело попасть внутрь, после чего сделал вдох, повинуясь рефлексу, однако воздуха не было — одна неудержимая стена воды, пропитанной холодом и смертью. Вот смерть и пришла, ему самому не раз приходилось разносить ее по миру, превращая батальон «Пантера» в безымянные могильные холмики на чужой земле, простреливая руку Пейну и легкие Шреку, выигрывая в нелюдимых лесах Арканзаса дуэль с генералом, заваливая кубинцев на высокогорной дороге, пуская в свободный полет голову жирного японца, собравшегося осквернить малышку Мико, затем расправляясь с Кондо, мастером фехтования, ошеломленным тем, что его меч отразился от стального бедра Боба, после чего сам Боб всадил ему в грудь свой меч — господи, кровь, сколько же крови было в этом человеке, потом четыре отморозка Грамли, в бакалейной лавке и на стоянке, каждый из которых считал себя непревзойденным стрелком, но вдруг выяснил, что нет, он и в подметки не годится Свэггеру, и наконец двое латиноамериканских громил в перестрелке на перекрестке в Чикаго. Всех их было так много, и вот теперь он должен присоединиться к ним, они заняли ему место в аду, к себе поближе.
Чьи-то руки сорвали полотенце. Хлынул свежий воздух, и Боб жадно его глотнул — чистый эликсир амброзии, несущий жизнь. Его легкие стремительно раскрылись.
— Ну что я говорил, ребята? Крепкий парень, это точно, вот какой наш Бобби. Почти целая минута во вселенной утопления — и ни одного словечка.
— И дерьма тоже нет, — добавил Джимми. — У него в заднице пробка.
— Он силен, — ухмыльнулся Имбирь. — Надо отдать бедняге должное. Впечатляющий старт.
— С другой стороны, — заметил Джимми, — возможно, на этом парень и кончится. Теперь он измотан. Начало удалось ему на славу, но долго он не продержится, особенно теперь, когда уже знает, что это такое и к чему может привести.
Воспользовавшись возможностью, Энто продолжил лекцию.
— И наконец, — произнес он, — существует тип истязателей, к которому принадлежу я: мучитель по долгу. Я не прошу понимания, и если Клара Бартон пристыдит меня в выпуске новостей, я с достоинством приму свою судьбу, оставаясь убежденным в правоте своих поступков, что бы там ни верещали эти изнеженные дамочки, выставляя нас как вселенское зло. Благодаря Энто Грогану и трем его гномам сотня с лишним британских парней вернулись в благословенную Англию, где они пьют черное бархатное пиво мистера Гиннеса и наслаждаются сытным крестьянским обедом. Мы не будем останавливаться на том, что долбаные англичане всегда заставляли своих любимых ирландцев быть мучителями, поскольку знают, что у нас есть сила, которой нет у них, и в то же время мы примем свою участь, увольнение и позор с достоинством, подобающим нашему гордому народу. Так что когда нас четверых накрыли, назвали зверями и выгнали из армии, которой мы отдали свои жизни, мы нисколько не обиделись, честное слово. Мы выполняли свой долг так, как его понимали. И мы приняли все дерьмо, которое выплеснула на нас Клара Бартон. Может, ребята думают иначе, но благодаря тому, что мы сделали ночью в подвале тюрьмы с помощью многих и многих ведер замечательной сопливой воды, и благодаря тому, что мы выяснили, где будут днем любители потрахать верблюдов, мы их перестреляли всех до единого. Видит Бог, снайпер Свэггер, ты один из всех живущих на земле можешь представить, как это было здорово — своими указательными пальцами, нажимающими на спусковой крючок, мы защищали христианскую цивилизацию. Ты читал Оруэлла? Тогда тебе знакома моя любимая фраза про тепло и уют замечательных людей в Англии, и я распространяю эту идею на всю христианскую цивилизацию, потому что крепкие ребята творят черные дела ночью. Вот мы здесь, мы друзья, и все мы творили черные дела, все мы были крепкими ребятами. Снайпер, ты готов к водным процедурам?
Кто мог состязаться в красноречии с поэтом? Только не Свэггер.
— Ступай к чертовой матери, Картофельная Башка!
Энто вздохнул, словно разочарованный неуклюжей остротой, придуманной на ходу Свэггером, и еще больше разочарованный тем, что его герой не Оскар Уайльд, отвечающий отточенными эпиграммами.
— Совершенно пустая фраза. Ругательство, достойное портового грузчика. Мы еще не закончили? — Гроган всмотрелся в мокрое, искаженное от боли лицо Свэггера и сам ответил на свой вопрос: — Нет, не закончили. И все-таки я надеюсь, что ты сломаешься до того, как наступит время завтракать. Второе ведро, ребята.
— Ты слишком много болтаешь.
— Это правда. Проклятие ирландца.
Второе ведро, как живое существо, набросилось на Свэггера сквозь полотенце. Боб стал биться и извиваться, стараясь вырвать последние крупицы кислорода, застрявшие между волокнами ткани, но вода быстро его одолела. Он представил себе скользкого осьминога, монстра из бездонных темных глубин человеческого страха, блестящую желеобразную тварь с мощными щупальцами, крепко стиснувшими его и прижавшими его лицо к центральному сплетению, где сходящиеся ноги образовывали отвратительную, розовую, холодную маску из фильма ужасов, прилипшую к лицу наподобие присоски. Мокрое, противное, скользкое, древнее как океан чудовище стремилось вырвать у Боба душу; он чувствовал, как его тело судорожно дергается в беспощадных объятиях, как его связанные ноги пытаются освободиться, как руки рвутся из пластиковых пут. Боб отчетливо представил себе, как срывает мерзкую тварь с лица, швыряет ее на пол и безжалостно топчет, сокрушая ботинками, а она корчится в бесконечной боли и в конце концов расстается с жизнью, извергая на пол маслянистые зеленые внутренности… Затем Боб куда-то провалился.
— Ты говорил, что он боец, и он действительно боец, — сказал Имбирь, когда Боб пришел в себя, хотя еще не понимал, где находится и что с ним происходит.
Воздух, он вдыхал воздух.
— Практически никому не удается продержаться до отключки, — заметил Джимми, в его голосе прозвучало что-то напоминающее благоговейное восхищение. — Если честно, даже не припомню, отключался ли вообще кто-нибудь. Все впадают в панику, молят о пощаде, но никто не может по своей воле задержать дыхание так надолго, чтобы просто потерять сознание.
— Да, — отозвался Энто, — для такого доходяги силенок у него с лихвой. Мне казалось, что у какого-нибудь верзилы объем легких больше и поэтому он лучше держится под полотенцем, но этот тип — кожа да кости, однако в его тощем теле обитает крепкий дух. И опять же, Имбирь, в штаны он не наложил. Надо было с тобой поспорить. Согласись, Имбирь, я был прав. Я сразу понял, что наш Бобби не обделается.
Энто склонился над Свэггером и пристально всмотрелся в его лицо в поисках ответов.
— Снайпер, ты доставляешь нам слишком много неприятностей.