Я — Спок
Шрифт:
Но тут я был очень решительно настроен. Я сам позвонил Джейсону.
— Леонард, — сказал он. — Рад тебя снова слышать. Слушай, я знаю, что ты прислал мне тот сценарий, но я правда не могу тебе помочь. С моим графиком это невозможно…
— Джейсон, мы действительно хотим тебя заполучить. Что, если мы уладим дело с графиком и любыми другими вопросами, которые у тебя возникнут? Ты возьмешься за роль?
На другом конце телефонного провода повисла долгая пауза.
— Ну, если честно, Леонард, этот адвокат просто настоящий козел.
— Джейсон, мне нужно сказать тебе две вещи. Во-первых, он-то сам себя козлом не считает. Он нормальный хороший парень. Ну, может, бесчувственный по отношению к тому, во что верит Анна, но вполне трезвомыслящий. Он знает, как работает правовая система и он пытается сделать все, чтобы помочь ей сохранить ребенка.
Повисла еще одна долгая пауза.
— Ладно, тут ты меня убедил. А что второе?
— Пожалуйста, приходи. Пьеса того стоит, и ты нам нужен!
Он расхохотался, и я понял, что уговорил его! Он прекрасно подходил для своей роли, и мы дали его персонажу очень важную последнюю сцену — после того, как он сообщает Анне дурные вести о том, что она потеряла своего ребенка и она в отчаянии выбегает из офиса, он опускает голову и склоняется на миг в глубоком сожалении. По сути, этот жест искупает персонажа.
Другими чудесными актерами, присоединившимися к проекту, были Чарльз Кимбро (ныне звезда «Мерфи Брауна») и Трейси Гриффит, сводная сестра Мелани. Элмер Бернштейн написал прелестную музыку, и нам повезло выловить оператора мирового класса, Дэвида Уоткина из «Огненных колесниц» и «Из Африки».
Режиссировать этот фильм было захватывающе. В то же время, съемки этой картины совершенно меня измучивали, потому что речь шла о глубокой потере. Я просыпался по ночам в слезах. Это было для меня чрезвычайно болезненно, отчасти, возможно, потому что через несколько месяцев после ухода моего отца из жизни моя мать тоже заболела и умерла.
До «Хорошей матери» работа всегда служила мне успокоением, способом справиться с глубокой и личной потерей. Но трагическая потеря Анной своего ребенка пробудила все подавленное горе, которое я ощущал в связи со смертью своих родителей. Съемка фильма принесла мне катарсис. И, пока шли съемки «Хорошей матери», я настолько погрузился в проблемы персонажей, был каждый день так захвачен каждой отдельной сценой, которую мы снимали, что был практически не в состоянии предвидеть, что неизбежно должно было произойти. С одной стороны, я знал о трагическом конце — Анне было суждено потерять обе любви своей жизни — но, когда дело дошло до этих сцен, глубина чувств, которые я ощутил, захватила меня врасплох.
Дайан Китон совершенно потрясающе сыграла Анну. Я отчетливо помню день, когда мы снимали сцену, за которую ей по праву следовало бы присудить «Оскара». Это был очень мощный момент, когда Анну расспрашивает нанятый судом психиатр о ее методах воспитания и инциденте между Молли и Лео. Сначала она не хочет открываться, но когда начинает говорить, ее любящее сердце и печаль о ее ребенке и Лео показываются та ясно, что захватывает дух.
Мы дали себе день, чтоб снять сцену с интервью. Я попросил оператора наставить на Дайан Китон две камеры, одну для общего плана и другую — для съемок крупным планом. (Дайте-ка я объясню кое-что об операторской работе. Гораздо проще поставить свет отдельно для общего плана, все снять, затем вернуться и переснять сцену еще раз с другим освещением для крупных планов. Освещение, которое будет хорошо смотреться на обоих видах кадров выставлять очень трудоемко и требует массу времени. Операторы предпочитают этого не делать).
Так что, конечно, когда я сказал оператору дать нам две камеры, что требовало гораздо более сложного освещения, он спросил:
— Почему?
— Потому, — ответил я, — что психиатр будет задавать Анне очень тяжелые вопросы. Напряженная «маска» ее персонажа постепенно спадет, пока она будет произносить несколько страниц тяжелого, эмоционального диалога. Я хочу, чтобы обе камеры были готовы заснять оба типа ракурсов, чтобы ей не пришлось проходить через все снова. Чем меньше ей придется это делать, тем лучше.
— Ладно — сказал он и приступил прямо к работе без дальнейших вопросов, потому что он понимал, насколько огромное усилие потребуется актрисе, чтобы сыграть настолько трудную, изматывающую сцену — а потом вернуться обратно и проделать все заново.
Он поставил свет, и все было готово — или я так думал. Для этой сцены и других деликатных, эмоциональных моментов мы использовали в камерах пленку «Агфа», поскольку она дает гораздо более мягкий эффект. Для тяжелых «реалистических» сцен, вроде суда, мы пользовались пленкой «Кодак», дающей более резкую, «неприукрашенную» картинку.
И вот пришла пора Дайан Китон сыграть Анну, которая, запинаясь, со слезами, рассказывает о своей любви к дочери и Лео.
Позвольте мне быть честным — когда мы наблюдали за ней, на съемочной площадке стало так тихо, что я мог слышать свое дыхание. Она выдала настолько ясную, красивую, разрывающую сердце игру, что у всех нас слезы покатились по щекам к тому времени, как она закончила.
— Снято, — сказал я. — Это прекрасно! Давайте-ка все передохнем.
И я отправился на улицу подышать и оправиться от бури эмоций, поднятой ее великолепным представлением. Было всего 11 часов утра. Дайан выдала нам идеальный дубль с первого раза, мы опережали расписание на день и я был в абсолютном восторге от того, что мы успели достичь. Я отчетливо помню, как подумал: «Вот она, сцена, которая принесет Дайан «Оскара»!»
И как раз, прогуливаясь снаружи с этими счастливыми мыслями, я повернулся — и увидел, как ко мне бегут двое из съемочной команды, совершенно сраженные горем. Все, что мне пришло в голову — что кто-то упал и умер прямо на съемочной площадке.
— Леонард! — задыхаясь, произнес один из них. — У нас проблема! Ужасная проблема!
— Что такое?!
— Две камеры… в одной из них была «Агфа», как ты хотел. А в другой был «Кодак»!
Я застонал. «Кодак» и «Агфу» просто невозможно было вместе смонтировать. Это значило, что мы не можем воспользоваться потрясающей игрой Дайан. Нам придется снимать все заново!
— А ну быстро, — сказал я. — К цветочнику за букетом — и чтоб он был не дешевле сотни, потому что мне сейчас придется сообщить Дайан плохие новости — и с пустыми руками я к ней идти точно не собираюсь!
Так что, когда я постучал в дверь трейлера Дайан, где она отходила, я был нагружен розами. Дайан была бойцом. Она вздохнула и философски произнесла:
— Ну, такое бывает, когда снимаешь фильмы.
— Пожалуйста, готовься, сколько угодно, — сказал я ей. — Когда будешь готова — только дай знать.