Я - судья. Божий дар
Шрифт:
Никогда прежде у Люды не было столько красивой и дорогой еды. Да и холодильника у нее такого сроду не было. У них с мамой стоял старый-престарый «Саратов», от которого, как ты его ни мой, стоило открыть дверцу, все равно шел неприятный запах.
В ее нынешнем холодильнике было специальное окошко, и, стоило нажать кнопку, оттуда сыпался лед: хочешь — кубиками, а хочешь — мелкой крошкой. Люда щедро сыпала лед себе в апельсиновый сок. Укутавшись в белый махровый халат, она забиралась с ногами на диван, пила сок со льдом из высокого стакана и чувствовала себя героиней иностранного фильма… Это было ни с чем не сравнимое ощущение. И плевать, что квартира
Переехав и получив от американцев аванс, она тут же отправила деньги матери и пригласила ее в гости.
Мама приехала, поахала и на зеркальные шкафы в ванной, и на холодильник, и на то, что у Люды есть отдельный диванчик для гостей, а не какая-нибудь там раскладушка или матрац на полу.
Потом они с мамой гуляли по центру, пили кофе в небольшой кафешке неподалеку от Пушкинского музея, любовались храмом Христа Спасителя и фонтанами в парке Победы. А вечером пили чай с тортом, сидя в плетеных креслах на балконе Людиной квартиры, где Джейн расставила горшки с цветами, и любовались закатом над Москвой. Это чаепитие тоже больше напоминало кадры из заграничного фильма, чем реальную жизнь, к которой привыкли Люда и ее мама.
Аккуратно собрав ложкой крошки пирога с блюдца, мама вздохнула и сказала: «Какая же ты у меня молодец, дочка!»
Через три дня мама уехала. Люда надавала ей подарков для Лидки, а еще — ананас и две банки красной икры. Она представляла, как Лидка обрадуется никогда не виданному ананасу и как мама с гордостью будет рассказывать соседям про дочь, которая в Москве как сыр в масле катается.
Два месяца Люда пила какие-то таблетки и ездила на уколы в медицинский центр. Это было необходимо, чтобы подготовить ее организм к беременности. «Чего готовить?» — удивлялась Люда. С Лидкой вон она ни к чему не готовилась, даже не думала об этом, просто забеременела, а потом родила — и все.
Когда врачи сказали, что она готова, Люда легла в клинику на два дня, и ей сделали так называемую подсадку эмбриона.
Процедура оказалась практически безболезненной, хотя и немного противной. Конечно, а что ты хотела, милая? Двадцать тысяч долларов за шоколад в мармеладе?
Врач сказал, что это удивительно, но все получилось с первого раза. Эмбрион прижился и стал развиваться. Люде сделали УЗИ. Джонсоны сидели тут же и во все глаза глядели на монитор, по которому шли волны и точки, а больше ничего не было видно. На Джонсонов эти волны в мониторе произвели неожиданное впечатление. Они обнялись, и Джейн расплакалась. Она стала целовать Люду, прижиматься к ней мокрой щекой и все твердила: «Сэнк’ю, оу, сэнк’ю…»
Забеременев, Люда как-то вдруг очень похорошела. Она никогда не была красавицей, но теперь, глядя на себя в зеркало, радовалась, какие у нее румяные щеки, и блестящие волосы, и как ладно сидит полосатое платье, купленное на деньги Джонсонов в магазине для будущих мам на Кутузовском проспекте.
Врач сказал, что беременность украшает женщину. Но с Лидкой такого не было, Лидка Люду не очень украсила. Наоборот, Люда осунулась, и ноги у нее отекали. Сейчас все было совсем иначе.
Может, дело в ее новой — спокойной и сытой — жизни без ночных дежурств, пьяных криков дальнобойщиков, вечного подсчета копеек и мучительных раздумий,
Теперь не надо было убиваться на трех работах, с ней носились как с писаной торбой, и все Людины обязанности сводились к тому, чтобы высыпаться, хорошо и правильно кушать, не нервничать и соблюдать рекомендованный доктором из клиники режим дня. Она вставала в девять — небывалая роскошь, дома они с матерью всегда поднимались в пять, в Москве Люда спала урывками, по три-четыре часа, и все эти полтора года ей постоянно хотелось притулиться где-нибудь в уголке и отоспаться, но получалось это крайне редко.
Проснувшись, она принимала душ, завтракала (в хорошую погоду — на балконе, в дождь — на своей неописуемо прекрасной кухне). Яйцо всмятку, овсянка, фрукты, сок… Не жизнь, а курорт из рекламы.
Потом Люда шла «дышать воздухом» — обычно она прогуливалась вокруг храма Христа Спасителя, потом немного по набережной или доходила до Александровского сада и сидела там на скамеечке. Потом — обед и дневной сон. Потом — чтение. Снова прогулка, вечерний сериал (что-нибудь смешное, доктор велел избегать отрицательных эмоций).
Каждый вечер Люда звонила домой. Междугородные звонки тоже оплачивали Джонсоны. У мамы телефона не было, конечно. Но телефон был в сельсовете. К шести вечера мама приходила туда и ждала звонка дочки. Они говорили обо всем на свете — про огород, про погоду, про Людино самочувствие, но больше всего — про Лидку. Конечно, Люда скучала и хотела, чтобы все поскорее закончилось.
При всей ее хорошей жизни ей было немного одиноко, если честно. Она видела только Джонсонов и доктора, а больше никого. Мама приехать не могла, с девчонками, с которыми Люда познакомилась за полтора года жизни в столице, общаться как-то не очень получалось. У них были свои интересы, к тому же почти не было свободного времени. Ездить к ним в гости Люде не хотелось, а приглашать к себе — боязно. Однажды к ней заехала Наташка с заправки, и ничего хорошего из этого не вышло. Наташка жаловалась на жизнь, выпила привезенную бутылку «Арбатского» красного, разревелась и в довершение всего чуть не разбила зеркало в коридоре.
Сегодня Люда, как обычно, отправилась гулять к храму. С собой она захватила книжку. Люда во время беременности стала много читать — врач это очень одобрял, только велел выбирать легкое и приятное. Книжка была неудачная. Несмотря на веселенькое название, история оказалась грустная. На пятнадцатой странице Люда окончательно разочаровалась, пожалела, что не захватила на прогулку какой-нибудь журнал, захлопнула книжку и тоскливо уставилась в пространство.
Почему-то стало себя жалко. Скорее бы уже домой! Люда смотрела на прохожих. Мимо, тяжело ступая, прошла тетка, похожая на Арину, Людину подружку с Выхинского рынка. Батюшки! Да ведь это Арина и есть!
Через минуту они уже обнимались. Люда потащила Арину в кафе неподалеку — очень уютное, они ходили туда с мамой, когда та приезжала.
Люда всего назаказывала и, пока Арина ела, вдохновенно врала.
С чего ее потянуло на вранье, она и сама не понимала. Просто захотелось помечтать вслух, наверное. На вопрос Арины, как дела, Люда немедленно принялась рассказывать, что дела у нее идут прекрасно, замечательно и великолепно. На этом правда закончилась и пошло вранье. Потому что Арина спросила про беременность, и Люда поняла, что не может и не хочет рассказывать всю эту сложную историю про то, как она нанялась работать инкубатором для богатых американцев.