Я тебе (не) подхожу
Шрифт:
Рыдания подступают к горлу, грозят вот-вот вырваться наружу.
«Не реви, — приказываю сама себе. — Только не реви!»
Это срабатывает. На целых две минуты.
А потом непослушным слезам становится все равно на мои увещевания, они катятся и катятся по щекам, и пространство размывается.
Я врезаюсь в кого-то плечом и лишь еле слышно шепчу:
— Простите!
— Снегирева, ты чего?
Узнаю голос Ленки, которая разворачивает меня к себе, держа ладонями за плечи.
— Что
Я тыльной стороной ладони вытираю слезы, всхлипываю и открываю рот, чтобы ответить, однако снова его закрываю. Как тут объяснишь в двух словах? То-то и оно, что никак.
— Ладно, Алиска, ты мне все-все расскажешь потом, а пока дуй к Озверинычу, он просил зайти к нему, как только появишься.
Озвериныч — это тот самый начальник, Зверев Борис Константинович, и такое прозвище ему, разумеется, дали неспроста, он заслуживает его на все сто процентов.
То, что он попросил к нему зайти, — очень хреновый знак. Как правило, он вызывает на ковер совсем не для того, чтобы похвалить за качественную работу.
Вот и сейчас внутри срабатывает тревожный маячок — что-то будет, и боюсь, это что-то мне совсем не понравится. Неужели узнал, что я позавчера опоздала на две минуты, и лишит премии? С него станется. Блин, как не вовремя-то! Сейчас каждая копеечка дорога, учитывая мое положение.
«Так, Алиса, не нагнетай», — уговариваю сама себя.
Не может же все быть настолько плохо? Мне и Назара хватает, очередных потрясений сегодня я попросту не вывезу.
Мельком смотрю на часы и охаю: до начала рабочего дня осталось четыре минуты, а мне ведь еще нужно переодеться и явиться к Борису Константиновичу.
Мчусь в раздевалку для персонала и натягиваю униформу. Моей скорости сейчас позавидовал бы даже пожарный, и вот я уже нервно переминаюсь с ноги на ногу и стучу в дверь с табличкой:
«Руководитель службы номерного фонда
Зверев Борис Константинович».
Страсть как хочется, чтобы его не оказалось на месте. Угу, не с моим везением, потому что одновременно с моей мыслью из-за двери раздается его голос:
— Входите!
Я поправляю юбку униформы, выдыхаю и осторожно вплываю внутрь.
Небольшой кабинет начальника отделан в светлых тонах, а сам он сидит за столом из светлого дерева в кожаном кресле и с важным видом постукивает ручкой по столешнице.
— А, это ты, Снегирева? Явилась наконец-то.
Озвериныч окидывает меня таким взглядом, будто именно в этот момент решает крайне важную задачу: четвертовать меня или поджарить на костре.
Жутко хочется съежиться, а еще лучше — стать невидимой, и я пищу, втягивая голову в плечи:
— Здравствуйте, Борис Константинович, вызывали?
— Вызывал. —
Чувствую, как сердце пропускает пару ударов.
— Что случилось? — робко интересуюсь у начальника.
— Она еще спрашивает! — вдруг гремит Озвериныч. — Я говорил, что не потерплю халатности?
Я хлопаю ресницами в недоумении. Он вообще о чем? Уж что-что, а свою работу я выполняю на отлично! После меня ни соринки, ни пылинки — хоть в белых носках проверяй.
— Говорил? — еще громче орет начальник.
Киваю.
— Тогда объясни мне, почему я вынужден за тебе краснеть?
— Да что произошло? — в конце концов не выдерживаю я.
— Она еще спрашивает, — повторяется Борис Константинович и всплескивает руками. — Ты убирала вчера коридор третьего этажа?
— Я.
Точно помню, что передавала его сменщице в идеальном состоянии.
— Расскажи мне, почему один из очень важных гостей жаловался на грязь, кошачью шерсть под своей дверью и мусор в кадке с цветком у лифта?
Я невольно делаю шаг назад, непонимающе таращась на начальника. Этого всего определенно точно не было, когда я уходила! Особенно кошачья шерсть. Это же полный бред, откуда ей тут взяться?
О чем и спешу сообщить.
— То есть ты хочешь сказать, — вкрадчиво интересуется Озвериныч и даже немного подается вперед, — что наш постоялец врет?
Именно это я и хочу сказать! Но, разумеется, молчу. И так понятно, кому поверят. Горничных пруд пруди, а «очень важных гостей» — нет.
Интересно, кто этот важный гость, который так меня подставил?
Кто бы он ни был, чувствую, что ничего хорошего меня не ждет.
И точно, Борис Константинович басит:
— Ты уволена, Снегирева.
Я в полном шоке мотаю головой. Как это уволена? На что я буду жить вместе с ребенком, если меня сейчас попрут с работы? Э нет, так дело не пойдет! Из-за какой-то жалобы все мое практически безупречное рабочее прошлое пойдет насмарку?
Меня берет вселенское зло вкупе с обидой, к тому же мне теперь есть кого защищать. Я набираю полную грудь воздуха и на весь кабинет заявляю:
— Вы не можете меня уволить!
— Это еще почему?
— Потому что я беременна.
— Хм… Вот как?
Озвериныч злобно ухмыляется.
— Впрочем, это неважно. Алиса, ты ведь понимаешь, в таком случае по закону я действительно не могу уволить тебя. Однако прошу по-хорошему: напиши заявление добровольно. Иначе я превращу твою жизнь в ад, и ты все равно уйдешь. Месяцем раньше, но спокойно, или месяцем позже, но с постоянной нервотрепкой, — решать тебе.