Я тебе запрещаю
Шрифт:
— Я благодарна Мишеньке, что он оставил мне тебя, — стирает слезу со щеки.
Я встаю, подхожу к ней и обнимаю. Да, я тоже к ней уже привыкла.
Рустам смотрит на нас исподлобья. Он чем-то явно недоволен.
— Но Настя будет жить у меня, — произносит тоном, не терпящим споров.
— Рустам, — укоризненно говорю я.
— Все нормально, Настя, — Мария Эдуардовна гладит меня по руке. — Делай, как считаешь нужным. Не жить же тебе со мной до конца жизни.
Я опять обнимаю ее.
— Рустам, — обращается
— Да почему все обо мне такого мнения? — взрывается он. — Я люблю ее. Говорил же уже. Люблю!
— Очень часто мы причиняем боль именно тому, кого любим, — вздыхает Мария Эдуардовна.
Меня так и разрывает, чтобы сказать ей о своей беременности. Но сейчас, наверное, не самый лучший момент. Она еще не свыклась с мыслью о Даниле.
Потом я собираю свои вещи и окончательно переезжаю к Рустаму. На прощание мы обнимаемся с Марией Эдуардовной и Данилой.
— Ты же будешь приезжать к нам? — спрашивает он.
— Конечно, — щелкаю его по носу. — Ты же еще не все рассказал мне про футбол.
Теперь я у Рустама. Не на ночь. Навсегда? Не знаю. Я не буду от него требовать каких-то решений. Мне сейчас и так хорошо рядом с ним.
Проходит еще пару дней. Рустам возвращается с работы мрачным. И я понимаю, что дела идут не очень, но не расспрашиваю его. Пытаюсь отвлечь.
Однажды ночью, когда мы спим, прижавшись друг к другу, раздается телефонный звонок.
— Рустам, — я слышу взволнованный голос Марии Эдуардовны, — приезжай скорее.
Потом ее всхлипы.
— Случилось страшное. Приезжай. Пожалуйста.
Глава 97. Настя
— Как это произошло? — сразу же спрашивает Рустам, как только мы оказываемся в доме Марии Эдуардовны. — Данила где?
— Он спит, — Мария Эдуардовна вытирает слезы. — Ему пока не говорили.
Данила еще не знает, что у него больше нет мамы.
Это случилось в предпоследний день отпуска Маргариты и Артура. Они поехали кататься на заброшенную трассу.
Внезапный сход лавины.
Когда их откопали спасатели, они уже не дышали.
Пока Рустам и Мария Эдуардовна решают вопросы доставки тел и подготовки похорон, я думаю о том, что теперь и Данила остался сиротой. Вслед за мной.
Вспоминаю себя, когда мама умерла. А он ведь совсем еще ребенок. Как он справится?
Кто ему скажет об этом?
Остаток ночи проходит без сна. Я практически не общаюсь с Рустамом. Он то уезжает куда-то, то разговаривает по телефону.
Только утром он садится ко мне на диван.
— Иди ко мне, — прижимает к себе и целует в макушку.
— Рустам, как же теперь? Как Данила? Кто ему скажет?
— Я, — отвечает уверенно. — Лучше это сделаю я.
И в этот момент в комнату как раз заходит Данила. Еще в пижаме, потирает глаза.
— О, Настя! А ты чего
Рустам встает и подходит к нему.
— Привет, Данила. У меня к тебе есть разговор. Мужской. Пойдем.
Вижу тревогу в глазах Данилы. Но он послушно идет с Рустамом в его комнату.
Проходят бесконечные минуты, прежде чем Рустам возвращается.
— Как он? — спрашиваю его сразу же.
— Ему надо побыть одному, — говорит Рустам. — Это по-мужски.
— Да, не надо ему одному сейчас быть, — спорю я. — Он ребенок.
Решительно обхожу Рустама и иду к Даниле.
— Настя, — окликает меня Рустам, но я не обращаю внимания.
Захожу в комнату Данилы. Он лежит на кровати, накрывшись с головой одеялом. Сажусь на кровать и провожу рукой. Чувствую, что он подрагивает, и слышу всхлипы.
Конечно же, он плачет.
Раскрываю одеяло и беру его на руки. Он прижимается к моей груди. Закрывает лицо руками.
Я молча обнимаю его и глажу. Да, ему сейчас тяжело. Но слова тут, наверное, бессильны.
— Почему? — спрашивает он. — Почему, Насть?
— Так случается, Данила, — не знаю, как объяснить ему. — Понимаешь, у всех разное время. Все уходят по-разному. Я знаю, это больно. Моя мама тоже умерла. Знаю, как это тяжело. Но ты должен знать одно: она всегда будет рядом с тобой. Всегда. В твоем сердце. Она будет помогать тебе. Ты всегда будешь ощущать ее присутствие. Ведь она любила тебя. Очень сильно любила. И сейчас любит. Она всегда с тобой. Потому что она — мама. Единственная. И ты ее любишь. Поэтому не забудешь. Поэтому она всегда будет рядом.
Данила всхлипывает.
— Поплачь, — говорю я. — Легче не станет. Станет, но не скоро. Но не надо держать в себе. Слезы — это правильно в такой ситуации. Мама видит, как ты ее любишь. И ей там будет легче пережить разлуку с тобой.
Мы еще долго сидим вместе. Пока Данила не засыпает. Выжат морально. Истощен. Я кладу его на кровать и остаюсь рядом с ним.
В комнату заходит Рустам. Я говорю, что останусь с Данилой. Ему нужен кто-то. Нельзя оставаться одному. Нельзя.
Проходит пара дней, прежде чем тела доставляют на Родину.
Потом — похороны. Поминки. Все проходит как в тумане.
Все эти дни я с Данилой.
В один из вечеров, когда он уже спит, мы сидим с Марией Эдуардовной на кухне, пьем чай.
— Не знаю, что теперь будет с Данилой, — грустно говорит она.
— А что такое?
— Я сегодня была в опеке. Мне отказали. Стара. Родители Маргариты помоложе, но они не хотят оформлять опеку. У них еще двое несовершеннолетних детей. Куда им еще Данила.
— И что теперь? — хмурюсь я.
— Получается, что ему придется идти либо в интернат, либо в приемную семью, если успеют найти. Я уже попросила опеку, чтобы подыскали ему семью. Это, все-таки, лучше, чем интернат.