Я тебя породил…
Шрифт:
Яна и сама начинала переживать – уже смеркалось, а ничего не происходило. Может быть, стоило в эти часы предпринять что-то более действенное? Говорить о своих сомнениях с Руденко ей не хотелось: это значило признать поражение, а дальше так продолжать сидеть становилось тяжело.
Уже смеркалось и кое-где в коридорах, плохо освещаемых солнцем, уже зажгли свет. Доктор иногда заходил в реанимацию, делал там что-то в течение десяти минут, а потом выходил обратно.
– Что же предпринять? – прошептала гадалка, хотя ответ на этот вопрос она знала.
В следующую минуту, воспользовавшись отсутствием Семена Семеныча, она
Однако Джокер настырно отказывался вступать в контакт. Наверное, гадалке все же не хватало запаса энергии. А может быть, ей просто мешало то, что она очень нервничала и сердилась.
Заставив себя расслабиться и отключиться от всех мыслей, кроме вопроса о финале дела, Милославская сделала еще одну попытку. Медленно, но тепло все же пошло по ее руке, плотно прижатой к карте. Через пару минут ее посетило видение.
Гадалка видела опять ту же неизвестную девушку. Яна узнала ее по фигуре, особенностям движений. Девица одевала белый халат. Она стояла полуобнаженная, в одних тоненьких трусиках-бикини и застегивала крупные тугие пуговицы. Внезапно она обернулась, но Милославская не видела ее лица. Силуэт гостьи вырисовывался теперь только по пояс.
Гадалка вся напряглась и стала задавать карте свой вопрос еще более сосредоточенно. Вдруг она заметила, что пупок девицы украшает не что иное как пирсинг. На этом все оборвалось.
Милославская сидела совершенно обескураженная увиденным. «Найдется Галюся и придет навестить отца?» – звучало у нее в голове. Но другой внутренний голос возражал, говоря, что такое украшение сейчас очень в моде, и мало ли, кто это мог быть.
Вернулся Семен Семеныч и стал настаивать на возвращении домой. Голосом плаксивого ребенка Яна бросилась уговаривать его остаться на ночь, расписывая ему все прелести голодания. Руденко был неумолим. Тогда Милославская заявила, что ни за что не уйдет, а если ее станут выносить, поднимет дикий крик. Бросить ее одну Три Семерки не мог, а потому согласился. Он отдал сослуживцам приказание смотреть в оба, а сам улегся вдоль кушетки со словами: «Буду медитировать». Через десять минут он храпел гораздо громче, чем работали аппараты в реанимации.
В последующий час мимо Руденко несколько раз прошел доктор: он проверял состояние пациента и каждый раз на выходе саркастически косился на Семена Семеныча. Яна всем своим видом пыталась дать ему понять, что он своему товарищу вполне достойная замена.
Однако когда стемнело, сон стал одолевать и Милославскую. Она с трудом раздирала глаза, но атмосфера вокруг способствовала только успокоению. Жужжали умиротворенно длинные лампы дневного света в конце коридора. В простенке висели большие часы с маятником, и мерный стук его совершенно убаюкивал. Понимая, что ее физическое состояние становится угрожающим, гадалка поднялась с края кушетки, на котором она примостилась в ногах свернувшегося клубком приятеля, и стала прохаживаться по коридору.
Это немного взбодрило, но спать все равно хотелось. Милославская сделала несколько приседаний, потом потрясла головой, попрыгала. Выглядела она в этот момент, надо сказать, довольно глупо.
Скоро часы пробили двенадцать. Доктор находился один в ординаторской, и к нему, тихонько постучавшись, вошел другой врач, бородатый, с засученными рукавами мятого белого халата, плотно натянутого на его выпирающем животе. Они стали разговаривать. В тишине хорошо слышались их слова, и это немного развлекло гадалку, хотя и совестно было подслушивать.
Гадалка сидела, облокотившись головой о стену и смотрела в одну точку на стене, которая казалась ей то ползущим тараканом, то незабитым гвоздиком, то просто пятном.
Вдруг в конце коридора послышались легкие шаги, и вскоре в дверях показалась тоненькая высокая медсестра в шелковом белом халатике и накрахмаленном белом колпаке. Их много промелькнуло за этот вечер, и каждый раз гадалка настораживалась.
Девушка семенящим шагом миновала ординаторскую и скоро должна была поравняться с кушеткой, которую в темном углу издалека не было видно. Милославская напряглась и хотела было толкнуть Руденко. Но между ней и медсестрой оставались секунды, а тихо растолкать Три Семерки за это время не представлялось возможным. Яна, затаив дыхание, с необыкновенной осторожностью расстегнула свешенную в сторону кобуру.
Девица спешила и, казалось, совершенно не заметила замеревшую Яну. Она смело открыла дверь в реанимацию и, тихо притворив ее за собой, скрылась внутри. «Может быть, доктор приказал?» – судорожно подумала гадалка, но тут же поднялась и, выхватив пистолет, ворвалась внутрь.
Девушка, сбросив с себя колпак, лежала на груди Незнамова и крепко прижималась к нему, не произнося ни звука. Милославская остолбенела. Копна волос, рассыпавшихся по халату, показалась ей ужасно знакомой.
Она вдруг подумала, что никакой это не киллер женского пола, а Галя Незнамова. Скорее всего, она из средств массовой информации узнала о том, что ее отец находится на грани жизни и смерти и в состоянии таком пребывает, возможно, последние минуты, готовясь отойти в мир иной. Горячее чувство понимания этого, по сиюминутному предположению гадалки, сподвигло дочь бизнесмена к преодолению всех преград во имя встречи с переживающим критические минуты отцом. Яна знала, что в таком состоянии человек бывает способен на многое.
У Милославской не было ни одной лишней секунды для размышлений над правдоподобностью собственной версии.
– Галюся! – тихо воскликнула она.
Девушка вдруг приподнялась и невольно, даже инстинктивно, совершенно без испуга, обернулась. В полумраке просторной комнаты, освещаемой только одним большим светильником, горевшим тускло, глаза их встретились. Долгожданная гостья смотрела дерзко, зрачки ее блистали.
Милославская, совершенно растерянная и неуверенная в своем предположении, навела на девушку пистолет.
– Папа! – вскричала та и снова прижалась к телу.
Незнамов вдруг как-то повел головой, пошевелил губами и, судорожно задергав веками, приоткрыл глаза. Он посмотрел на девушку и был не в силах что-то сказать, но лицо его приняло такое невероятное выражение, что было понятно: он ее узнал.
Девушка вдруг поднялась и двинулась прямо на Милославскую. Та, не зная что предпринять, беззвучно шевелила губами. В этом стрессовом состоянии гадалка даже не заметила, как нажала на курок… Раздался выстрел. Звук выстрела и звон разбитого и осыпающегося стекла в этой тишине коридоров был подобен внезапно грянувшему грому. Девица рванула вперед и в мгновенье ока сшибла с ног Милославскую.