Я тебя породил…
Шрифт:
Вдруг где-то вдали показалась и в тот же миг исчезла знакомая Яне огненно-рыжая копна. Это была она, Галюся. В тот же миг все оборвалась, и Милославская стала постепенно «возвращаться к жизни».
Первое, что она увидела, были Незнамов, стоящий перед ней на коленях со стаканом минералки в руках, и Люся, тщетно пытающаяся дрожащими руками извлечь таблетку валидола из упаковки. Рядом, на столе, валялась пустая аптечка и горкой лежали высыпанные из нее лекарства.
– Фу! – облегченно протянул Незнамов, увидев, что Яна Борисовна открыла глаза. – Вам плохо? Сердце? Скорую?
– Нет, –
– Вы… – выпучив глаза, шепотом произнес Незнамов, – Вы – эпилепсик?
– Нет, бог миловал, – ответила Яна и приняла нормальное положение.
В тот момент, когда гадалка приступила к сеансу, она слегка откинулась на спинку кресла, а когда видение началось, тело ее и вовсе расслабилось, обмякло. Перепугавшись, Дмитрий Германович окликнул ее, но она не отозвалась ни тогда, когда он стал трясти ее, ни тогда, когда предпринял попытку сделать искусственное дыхание. Во время гадания вся энергия Милославской словно сосредотачивалась в одной точке, покидая все остальные участки тела.
– Я нередко впадаю в такое состояние во время сеанса, – сказала гадалка своему клиенту.
– Что же… Что же вы не предупредили? – возмущенно воскликнул он, тяжело поднимаясь с колен.
– Не думала, что это так вас напугает.
– Люся, – обратился Незнамов к секретарше, – убери все, ничего не надо, и протянул ей стакан, который все еще держал в руке.
– Нет-нет, – остановила его Милославская, – минералки я, пожалуй, выпью. В горле пересохло.
Несчастная Люся, находящаяся в полном недоумении относительно происходящего недвижно застыла на некоторое время в одной позе, а потом вдруг проглотила ту самую таблетку валидола, которую ей все же удалось выковырять.
– Убери все! И сама убирайся, я сказал! – заорал на нее Незнамов, смущенный ситуацией, в которой оказался.
Люся поспешно покидала все в аптечку и, пошатнувшись, удалилась. Дмитрий Германович отер лоб собственным галстуком и, как ни в чем не бывало, важно произнес:
– Ну так вы не сказали мне самого главного. Жива моя дочь или нет?
– Жива, – кивнув, тихо ответила Яна.
– Я рад успокоиться хотя бы этим, – пробормотал Незнамов и, отставив в сторону левую руку, посмотрел на часы. – Ну что ж, мне пора. Я должен ехать по делу. Буду нужен – разыщете. Только предупреждаю: больше при мне не делайте этих своих фокусов!
Милославская, едва сдерживая улыбку, распрощалась с Дмитрием Германовичем и покинула его офис.
ГЛАВА 5
Яна Борисовна сидела у открытого окна и перед маленьким круглым зеркальцем снимала косметику. Ее лицо слегка обвевал проникающий в комнату ветерок. На улице было тепло, даже жарко, но пахло уже как-то по-осеннему, хотя в разгаре и стоял еще летний месяц. Наслаждаясь этой необыкновенной порой, никак не названной в календаре, Милославская размышляла о только что минувшей встрече с Незнамовым.
Ее уже не веселил ни его испуг, ни недоумение его секретарши. Она всерьез думала о том, что поведало ей последнее видение. Милославской было понятно, зачем Галюся могла понадобиться бандитам. Если это те, из Питера, то они либо вернут девушку в обмен за власть на Нефтебазе, либо, не дай бог, уничтожат ее, выставив это угрозой жизни самого Незнамова. Если же это другие, не названные Дмитрием Германовичем его недоброжелатели, то они, возможно, вскоре должны были потребовать за Галюсю выкуп.
А телохранитель? Кому и зачем он мог понадобиться? Вот что по-настоящему будоражило мысли гадалки в этот момент. Его или отпустили, припугнув так, что он никогда уже не появится в городе, или, что вероятнее всего, убили.
С прихожей донеслось довольное поскуливание. Яна обернулась. Джемма стояла напротив двери и энергично виляла хвостом. Заметив взгляд хозяйки, она звучно гавкнула. Внезапно раздавшийся звонок заставил Милославскую вздрогнуть. Вот отчего так волновалась ее любимица! Гостя почувствовала! Но кто это мог быть? Гадалке никого не хотелось в тот миг принимать. После сеанса, как это всегда бывало, она чувствовала себя разбитой.
Благодарственно погладив на ходу собаку, гадалка пошла открывать. Обуваясь, она крикнула с крыльца:
– Кто там?
– Кто? Кто? – раздался из-за калитки недовольный мужской голос. – Заперлась на все засовы средь бела дня!
Яна Борисовна сразу же узнала своего давнего приятеля, Семена Семеновича Руденко. Правда, гораздо чаще его называли Три Семерки. Прозвище стало своеобразным наказанием Семена Семеныча за его неуемное пристрастие к одноименному портвейну. Нет, ни пьяницей, ни алкоголиком он не был, но принять рюмочку-другую из заветной бутылочки с этикеткой «Три Семерки» никогда бы не отказался. Уже долгие годы он не изменял этому напитку, не обращая внимания на увеличивающийся с каждым годом ассортимент российского алкоголя.
Между Милославской и Руденко давно установились дружеские отношения. Правда, дружба эта была в основном по работе. Они часто журили друг друга за это, но тем не менее факт оставался фактом. Яна, расследуя то или иное дело, порой была вынуждена обращаться за помощью к представителям органов, каковым и являлся ее приятель, Семен Семеныч.
Руденко далеко не всегда горел желанием сотрудничать с Яной Борисовной, иронически относясь к ее «потусторонней» деятельности. Даже когда факт Яниной правоты был налицо, Три Семерки выворачивался наизнанку, лишь бы доказать, что случившееся не более, чем «дикое совпадение».
Милославской, тем не менее, практически всегда удавалось «уболтать» друга идти в одну с ней ногу, хотя тот порой и рисковал лишиться звездочки на погонах, а то и работы.
Семен Семеныч был мужчиной средних лет, однако звание капитана милиции он получил совсем недавно. Проблема заключалась не в равнодушном отношении к работе, ни в лени, ни в отсутствии добросовестности (этого, напротив, у Руденко было столько, сколько нужно и даже более того). Три Семерки всего-навсего относился к категории людей, которые в силу своего характера, и, возможно, недостаточной смышлености, а, может быть, и просто по невезению, до самой пенсии сидят-посиживают на оной и той же ступени служебной лестницы, выше которой им при всем старании не перепрыгнуть. Некоторые называют таких, как он, неудачниками.