Я тебя присвою
Шрифт:
Прямо не говорит, но я, безусловно, догадываюсь, на что направлен этот выпад. Святая невинность.
– Ты бы предпочла, чтобы тебя кто-то другой купил? – спрашиваю с ухмылкой, но на самом деле мне ни хуя не смешно. – А я напомню, тебя бы купили.
Бесит меня, когда язык у нее развязывается.
– Лично тебя это ничуть не облагораживает, – героически стоит.
Раскатала мне тут войну. Жанна Д’арк, блядь. За три дня, на хрен, возьму, как столицу круассанов.
За месяц точно.
– Отвечай на вопрос, – тоном и взглядом жестко давлю. – Хотела бы?
Судорожно дергается, а, начиная говорить, уже от страха голос повышает:
– Конечно же, я не хотела, чтобы меня кто-то другой покупал! Я тебе сказала, как ко всему этому отношусь.
– Вина прибухни. В прошлый раз тебе после него заметно легче было.
– Какой ты… – со скрипом отодвигает стул и выходит из-за стола.
Бегом к лестнице бросается. Я не останавливаю. Давая себе остыть, спокойно доедаю ужин.
Можно купить человека на время. Никого нельзя купить навсегда. Я пообещал, что через полгода ее отпущу. Данные кому-либо обязательства привык держать. В этой жизни слово – самая стабильная валюта. Но в случае с Барби готовлю запасной плацдарм. Через месяц-два обнаружит, что в клинике ей вкололи пустышку, сама со мной остаться захочет.
Любой ценой моей будет. Я решение принял.
Глава 10. Барби
Пользуясь тем, что Рейнера нет, быстро принимаю душ и, кутаясь в огромный махровый халат, крадусь обратно в спальню. Помню, что по правилам должна ложиться голой. Сегодня я уже достаточно испытывала его терпение. Боюсь продолжать провоцировать. Знаю, как это случается, когда одна мелочь поднимает разрушительную бурю.
Скидываю халат и притягиваю к груди прохладное одеяло. Оно каким-то образом разогревает и раздражает кожу. Что еще за ерунда? Что за реакции? Сижу и по новой закипаю. Злюсь на себя, на Рейнера… На ситуацию в целом!
Господи, я лишь третий день нахожусь здесь, а уже столько эмоций! Ведь я не привыкла к подобной мясорубке. Всегда была очень спокойной. Не люблю злиться, это плохое чувство. Мне в принципе чужды сильные эмоции. Они так изматывают! Как я выдержу полгода?
Андрей, как и всегда, входит в спальню размеренным твердым шагом. И вмиг заполняет собой все пространство.
На пути в ванную лишь мажет взглядом, а меня будто в пюре перетирает. В груди сердце сжимается и заходится острой пульсацией.
– Даму снова пригрузило, – заключает с едким сарказмом.
– Даму еще не отпускало.
Он вздергивает бровь и качает головой. В дверях замирает. Как-то резко ослабляя ворот рубашки, грубо бросает:
– Подготовь себя, пока меня не будет.
Дверь закрывается. Включается вода. А я все не могу пошевелиться.
Что это, черт возьми, должно означать?
Ничего толкового придумать не могу. Догадываюсь, что Рейнер клонил к чему-то постыдному и грязному. Но к чему конкретно? Откуда мне знать, как я должна готовиться? Вчера он сам все сделал. От меня ничего не требовалось.
Господи, может, ему что-то не понравилось? А я даже не поняла. И не пойму.
А вообще, какая мне разница? У меня нет никакого желания ему нравиться. Надоем, быстрее отпустит.
Обнаружив меня в том же положение, Андрей хмурится, выразительно вздыхает и улыбается. В этом оскале ни доброты, ни веселья, конечно. Он угрожающий.
– И чё сидим, дальше губы дуем?
Судорожно дергаюсь и зарываюсь глубже под одеяло. Пока съезжаю вниз, волосы по подушке взбиваются копной вверх. Выгляжу, очевидно, нелепо. Андрей продолжает с издевкой наблюдать.
Как он меня… Как он меня нервирует! Что за сволочь? Я до него совсем другим человеком была.
– Я не знаю, чего ты хочешь, – сама своему сердитому шипению удивляюсь.
– Да, – емко роняет он, подбирая с тумбочки сигареты. – До тебя все с трудом доходит.
– Я не тупая, – выпаливаю Рейнеру в спину.
Двигаясь по спальне, он тушит верхний свет. Под куполом яркого освещения остаюсь лишь я, и это еще сильнее нервирует. Особенно, когда Андрей оборачивается у окна и пронизывает меня взглядом.
– Я не говорил, что ты тупая. Упрямая, вот что имел в виду, – поясняет, вставляя меж губ сигарету. Отворяя створку, впускает в спальню ночную прохладу. А затем обыденным тоном инструкции отдает: – Я тебя уже видел. Так что вылезай из-под чертового одеяла. Ляг поперек кровати и поласкай себя. Хочу смотреть.
У меня вся кровь к лицу рвется. Щеки огнем опаляет.
Он издевается? Как я это буду делать? При нем?
Андрей чиркает зажигалкой, подкуривает и глубоко затягивается. Щурясь, жестом меня подгоняет к исполнению выдвинутых требований.
Я же пошевелиться не могу. Нет, я не способна на такое! Зачем он просит??? Я, дура набитая, решила, что самое сложное позади. Но, судя по всему, он собирается поднимать планку. И, очевидно, не только сегодня.
Рейнер выдыхает густую сизую дымку, а я заторможено слежу за тем, как медленно она рассеивается.
– Давай, Барби. Шевелись, – давит интонациями.
– Не стану я ничего делать!
Не вынимая изо рта сигарету, Андрей двигается к кровати. Я сжимаюсь, дышать перестаю, функционировать… Ныряю под одеяло с головой, прячусь от него, слабачка, словно дите от бабайки.