Я тебя рисую
Шрифт:
Послы приблизились и склонились в поклоне перед нами. Вперед выступил главный — старик, волосы которого были похожи на бурую тину, а голые участки кожи за ушами перечеркивались сморщенными засохшими полосками. Верховный советник уже не мог дышать под водой, с возрастом жабры фойров высыхали. После всех необходимых приветствий и церемоний, обмена любезностями и цветистыми заверениями в дружбе, затянувшихся почти на час, мы, наконец, вздохнули свободнее. И первым делом верховный советник, представившийся совершенно непроизносимым именем, указал на картину.
— Я слышал об искусстве созидающих, но первый раз увидел столь наглядный пример, — даже в его обезличенном голосе проскользнул рокот морского шторма. — Кто нарисовал это?
— Моя дочь, принцесса Идегоррии Антарея Евантреида, — спокойно ответил отец. Но я услышала удовольствие в его голосе. Гости уже сгрудились напротив холста и даже покачивались в такт бьющимся на полотне волнам. Впрочем, это нельзя было назвать полотном в общеизвестном смысле. Море на картине выплескивалось через край, разливалось в пространстве, шумело прибоем и шуршало о гальку пляжа. Там кричали белые чайки, порой вырываясь в тронный зал и задевая завороженных фойров крылом. Там пахло солью и йодом так, что послы жадно принюхивались и блаженно жмурили свои необычные глаза.
И, кажется, с трудом удерживались от того, чтобы не шагнуть в мою картину.
Мы с Люком быстро переглянулись и улыбнулись. А я подумала, что это они еще не слышали то, что сочиняет мой брат…
— Потрясающе, — прошептал верховный посол. — Ваше искусство поистине бесценно. И великолепно, — он склонился передо мной в поклоне. — Примите мое глубочайшее восхищение, Ваше Высочество.
— Я рада, что моя картина доставила вам удовольствие, фьер Анххарамоитет, — размеренно и плавно произнесла я. Люк выдохнул рядом со мной. А я чуть улыбнулась и продолжила: — И, конечно, буду рада, если вы соблаговолите принять это полотно в качестве подарка.
Верховный советник склонил голову, и я увидела, как разлилась в блеклых глазах цвета мурены благодарность. Потому что вещица с каплей эликсира созидающих — почти бесценный дар.
— Почту за величайшую честь, принцесса, — ответил посол.
Вечером был торжественный прием в честь гостей, на который съехались придворные и родовитые представители нашего королевства. И только глубокой ночью я наконец-то смогла удалиться в свои комнаты, смыть ненавистную краску и снять неудобное платье, в котором уже успела свариться. Я прошлась по комнате, с удовольствием подставляя обнаженное тело прохладному ветерку, что долетал в открытые окна. И подумала, что с радостью сейчас окунулась бы в прозрачные воды Озера Жизни…
И сразу вернулись воспоминания.
Я обхватила себя руками от внезапного приступа озноба. Он накатывал всегда, стоило мне подумать об арманце, о желтых глазах, что смотрели на меня сквозь толщу воды. Тряхнула головой, избавляясь от пугающих мыслей. Даже отцу я не рассказала, как именно произошла моя встреча с ним. Вряд ли я могла поведать королю о том, как мужчина прижимал меня к своему обнаженному телу, как проводил языком по моей щеке, пробуя на вкус… Как его ладонь скользнула по моим бедрам, лаская.
Я снова потрясла головой. Сегодня был слишком тяжелый день, и мне просто нужно отдохнуть. Так что, быстро искупавшись, я отправилась в постель.
На следующий день Люк повез фойров показывать наши достопримечательности, коих в землях Идегоррии было немало. Я представила, как будут ахать морские, увидав наши радужные фонтаны или ходящие деревья, ветвями задевающие облака. Когда такой исполин неожиданно поднимается, с его корней осыпается земля, а когда он делает шаг в сторону, даже самые стойкие не удерживаются от изумленно-испуганного вскрика. И это лишь кусочек чудес моего мира, который столь прекрасен, что даже за девятнадцать лет своей жизни я не устала им восхищаться.
Верховный посол остался во дворце и до обеда разговаривал с отцом, уже приватно. А после попросил позволения поговорить со мной. Признаться, меня это несколько удивило, но, конечно, я не могла отказать гостю.
Снова нарядившись в длинное платье, головной покров и умастив лицо белилами, я неторопливо шла по дорожке нашего сада, ведя неспешную беседу с послом. Морской слушал меня, кивал, рассматривал розы и орхидеи, но мне чудилось, что мыслями он был далеко. Мы дошли до резной беседки, и я пригласила гостя войти.
Внутри беседки мягко светились бутоны плетущегося вьюнка, и на первый взгляд казалось, что цветы живые. И лишь приглядевшись можно было понять, что ажурная решетка, стебли, лепестки и соцветия вырезаны из дерева и являются единым целым.
— О, работа Его Величества? — понимающе воскликнул посол. Я любовно провела пальцем по живым, тонким листьям и лепесткам, кивнула.
— У отца мало времени на созидание, — с искренним огорчением сказала я. — Почти все дни он посвящает государственным делам. Поэтому вещей, созданных королем, так мало… Увы.
— Увы… — эхом отозвался посол и снова замолчал, как-то бездумно рассматривая беседку. В его глазах плескалось вечное море, а в самой глубине его зарождался шторм.
Словно вдруг на что-то решившись, старик повернулся ко мне.
— Ваше Высочество, Антарея… Вы знаете, я всегда считал род созидающих уникальным.
Он замолчал, словно вновь задумался и, кажется, его мысли не нравились послу. Шторм нарастал.
— Так и есть, фьер Анххарамоитет, — с легкой улыбкой сказала я, пытаясь разрядить неожиданно тревожную атмосферу. — Как и род морских фойров! Мы все уникальны, каждый по-своему.
— Да… но созидающие… Вы способны на то, что не может никто на земле. — посол снова уставился на бутон вьюнка. — Например, ваша картина, принцесса. В ней есть душа. Жизнь. Счастье. Она заставляет наши сердца биться в такт волнам. Она дарит забвение… Вы знаете, что такое забвение, принцесса? Конечно, нет. Вы еще слишком молоды. Ваше сердце не обижено разочарованиями и бедами… Как бы мне хотелось, чтобы оно осталось таким навсегда…
Посол снова замолчал.
— Я тоже, фьер Анххарамоитет! — отозвалась я, снова улыбнувшись. Непонятные речи старика меня тревожили, а взгляд немного пугал. Он резко отвернулся от бутона, который рассматривал, и взглянул мне в лицо.