Я – телохранитель

Гриньков Владимир Васильевич

– Да. К тому же она была неподвижна, мне приходилось возить ее в коляске, а еще у нее все время барахлил слуховой аппарат.

– Все ты врешь, – засмеялась Рита. Щеки у нее раскраснелись, и вообще она, судя по всему, чувствовала себя великолепно.

– Ay меня был когда-то парень, – совершенно неожиданно призналась она. – С ним было весело. Знаешь, как его звали?

– Как?

– Джек.

– Американец, что ли?

– Нет, наш, русский.

– Имя не настоящее, наверное?

– Конечно. Просто я его знала как Джека. Так он представился, когда мы с ним познакомились. Знаешь, это очень здорово – когда в человеке есть тайна. Когда

ты не знаешь, как его в действительности зовут, чем он в этой жизни занимается, кто его предки и как он думает жить дальше… Ты с ним просто общаешься, понимаешь? Он интересен тебе как человек, вот в эту самую секунду, когда он рядом. Это здорово!

– Неужели не хочется узнать человека получше? – удивился телохранитель.

– А зачем? Ты разве не замечал, что в людях всегда только разочаровываешься, и никогда не бывает так, чтоб наоборот? Чем больше ты человека узнаешь, тем больше в нем обнаруживается недостатков.

– Не всегда.

– У меня; – всегда, – сообщила Рита об итоге собственных жизненных наблюдений.

– И что же Джек? – вернул ее в русло раз говора Китайгородцев.

– Ничего, – пожала плечами. – Сначала было весело, потом появился мой отец и все испортил. Джек ему не понравился. И он Джеку – тоже, судя по всему. Обычная история. Люди встречаются, люди прощаются, как поется в одной песне…

– И Джек исчез?

– Да.

Естественно, что не она была инициатором разрыва. Ей слишком одиноко в жизни, чтобы она могла еще разбрасываться друзьями…

Послышались шаги в коридоре, затем раздался стук в дверь. И сразу разрушилось ощущение покоя и уюта.

– Кто? – спросил телохранитель.

– Толик, это я, – прозвучал голос Богданова.

Китайгородцев открыл дверь. Андрей Ильич выглядел расстроенным.

– Ты понимаешь, с собаками этими неувязка получается, – произнес он. – Почему, как оказалось, Ромка начал стрелять? Осерчал на псину за доктора своего!

– Виталия Степановича?

– Ну! Тот вышел прогуляться, – кто ж знал, что он по потемкам будет шастать, – а мы уже собак спустили, как ты велел. Ну, вот один пес и прихватил доктора – хорошо еще, что тот недалеко от жилья шел, смог отбиться да убежал. Ромка об этом прознал, взбесился, пошел бить собак. Одну вот застрелил. Вторую я на цепь посадил.

– Спустить с цепи!

– Толик!

– Немедленно! – жестко приказал Анатолий. – И всех предупредить, что с наступлением темноты – никакого хождения по территории! Как хочешь им это объясняй! Комендантский час, чрезвычайное положение – но чтобы ни один человек, кроме охранников, не перемещался по территории в темное время суток!

* * *

Костюкова привезли из аэропорта поздно ночью. Китайгородцев слышал шум двигателя и хлопанье автомобильных дверей. Он спустился вниз, когда Костюков в сопровождении Богданова входил в дом. С ними был еще один мужчина – в роскошной кожаной куртке (совсем не по погоде) и нетрезвый, как с первого взгляда определил Анатолий.

– Привет, Сибирь! – громогласно поприветствовал мужчина Китайгородцева.

Вполне возможно, что от производимого им шума проснулись обитатели не только гостевого дома, но и хозяйского.

Андрей Ильич нахмурился и всем своим видом давал понять, что с этим нетрезвым гостем он уже хлебнул лиха по дороге от аэропорта и ждет – не дождется, когда избавится от столь беспокойного подопечного.

– Как долетел? – спросил у Костюкова Анатолий.

– Нормально.

– Нормально

мы долетели, мужики! – тут же подключился тот, в кожаной куртке. – Народ в самолете был что надо! Настоящие сибиряки! Не то что фуфло это московское!

– А вы сами откуда? – вежливо поинтересовался у него Китайгородцев.

– Из Москвы я, – сообщил нетрезвый.

– Это сводный брат Тапаева, – шепнул на ухо Анатолию Богданов.

Кажется, от тапаевского родственничка он ничего доброго не ждал.

– Юрий! – представился нетрезвый и протянул Китайгородцеву руку. – А ты сибиряк? Я сибиряков уважаю!

Анатолий выразительно посмотрел на Богданова. Тот засуетился:

– Сейчас мы устроимся на ночлег, – излишне бодрым голосом сообщил Андрей Ильич.

Его слова были обращены к нетрезвому Юре, но гость и не собирался спать.

– За встречу! – огласил он повестку сегодняшнего заседания. – За встречу, мужики!

От него было слишком много шума. Что-то с ним надо было делать.

– Может, действительно отметим? – предложил Костюков и подмигнул своему коллеге.

Они поняли друг друга. Гостю до полной кондиции оставалось принять на грудь граммов двести, вряд ли больше, а потом уж он будет мирно спать – и проблем с ним никаких.

– Посиди с нами, – предложил Богданову Анатолий, сразу определив того, кто будет пить с неугомонным другом всех сибиряков.

Ильича не пришлось упрашивать. Уже через пять минут он принес с хозяйской кухни съестное. Тем временем Китайгородцев в одной из пустующих комнат второго этажа готовил нехитрое застолье.

– Летим мы, значит, – рассказывал Юрий, ни к кому конкретно не обращаясь, – а рядом со мной – такой пафосный мужик. Ну видно, что все у него тип-топ, что до дефолта ему еще далёко, и все такое прочее… Я ему говорю – давай выпьем. А у меня коньяк был. Московский. На Ленинградском шоссе делают. Не пили? Такой – с красной этикеткой. Им наш мэр сказал, чтоб, значит, не шалили. Чтоб качественно, мол, и без подделок. Ну, ребята стараются. И я этому мажору говорю – давай выпьем. А он… (непечатно)… нос воротит. Я ему тогда говорю – ты… (непечатно)… за здоровьем своим следишь и боишься лишний раз напиться, чтобы цирроз печени ненароком не заработать, да? А вот наш самолет сейчас… (непечатно)… и печень твоя, безо всякого там, заметь, цирроза будет висеть на какой-нибудь сосне – тебе от этого легче будет? Да ты посмотри… (непечатно)… в иллюминатор, у нас уже крыло горит, вот-вот самолет… (непечатно). Крыло не горело, ясное дело, это фонарь там такой – знаете? А он, хотя и разобрался, что фонарь, а все-таки его пробрало. В общем, пять минут я с ним еще… (непечатно)… по душам доверительно – и мажор этот спекся! Жалко, что коньяка у меня было только две бутылки, мы его… (непечатно)… этот… (непечатно) совсем скис, ему пакетики менять не успевали, он… (непечатно)… весь салон, и все… (непечатно)… ну просто… (непечатно)…

«Ему и двухсот граммов будет многовато, – подумал Китайгородцев. – В комнате – тепло, касатик хлопнет две мелкие рюмашки, и минут через пятнадцать его развезет окончательно…»

Налили по первой.

– За встречу! – провозгласил тост Богданов, подозрительно косясь на непрозрачную эмалированную кружку в руках Анатолия.

Потом он перевел взгляд на Костюкова, обнаружил у того такую же точно кружку – и понял, что с Юрой ему сегодня предстоит пить одному. Но нисколько не расстроился и даже подмигнул Китайгородцеву заговорщически.