Я токсиколог

Нет, все-таки женщины легкомысленные, упрямые и бестолковые создания! Ну какого хрена ее понесло в гости к родне на три дня, оставив мужа в обнимку с двумя ящиками водки? Даже и не водки — ликера, что ли, орехового, вон, белка на этикетке нарисована. Ангела бы во искушение ввело — не то, что мужика во цвете

В квартире вообще-то ничего так. Чистенько. Было. Стереообои на стенках с пейзажами. Покоцанные здорово, видимо, кто-то пустые бутылки пытался в озеро выкинуть. Занавески почему-то обгорелые, да груда пустых бутылок. Сам хозяин лежит на диване недвижим. Дышит. Духан стоит — атмосфер пять. Смотрю, однако, доктор наш не торопится капельницу ставить. Живот помял — печень, конечно, выперло, на глаз видно, а поджелудочная еще держится — постель засранная, но не в буквальном смысле.

— Что это у вас за водка? — спрашивает доктор. — Леонид, посмотрите.

Леонид — это я. Стажер. Специалист по токсическим веществам. Типа эксперт.

— Это не водка, — сквозь рыдания говорит жена. — Это «Пот дракона».

Ах, вот оно что! То-то я смотрю, у мужика глаза хоть и закрыты, а под веками ворочаются. Ух, блин, да он сейчас говорить начнет!

Как накаркал. Мужчина несколько раз открывает рот и с усилием выталкивает слова:

— Душно мне…

Он выгибается в кровати, и вдруг из раскрытого рта выбивает столб пламени. Фельдшер Маша, занявшая при словах «Пот дракона» позицию в изголовье с подушкой наготове, сноровисто накрывает ему лицо. Жена заходится в рыданиях.

Я беру одну из бутылок. Надо же, обознался. Не белка это, а Дейнебский дракон с каштаном в лапах.

— Свекор привез, — говорит жена между всхлипываниями. — Они на Дейнебе живут. По дешевке купил, а у нас скоро свадьба, серебряная… Должна была бы быть… — она утыкается в платок.

Мельком подивившись причудам русского языка, разглядываю бутылку. Вроде все на месте. Голограммы, медали, чешуя в стеклянной стенке. Пробую на вкус. Не первый сорт, но похоже на правду. Однако послевкусие подозрительное. С «Потом дракона» надо быть очень, очень осторожным — Дейнебский каштан, из которого его гонят, содержит эфирные масла, придающие «неповторимый аромат», но их сивушные масла в человеческом организме в сочетании с кислородом вспыхивают на раз. На Земле самогонка из Дейнебского каштана самый верный способ самоубийства путем самовозгорания.

Смотрю бутылку на свет. Ага, вот оно. Не научились еще подделывать.

— Смотрите, — показываю женщине. — Если вот так повернуть, из голограммы должен всплыть дракон с каштаном.

— Ну да, — говорит она, — знаем. Что мы, неграмотные, что ли. Вон, всплывает.

— Да, но у него в лапах не каштан в золотом ореоле, а ананас какой-то. Паленый «Пот» вам подсунули.

Женщина бледнеет, потом краснеет. Дошло, видимо, чем ситуация пахнет.

— Леонид, созвонитесь с седьмой наркологией, — командует доктор. — Если там не примут, повезем на Болотниковку.

У жены при слове «наркология» в глазах вспыхивает атавистический страх семи поколений алкоголиков.

— Не дам, — говорит она тихо, но твердо. — Не пущу. Сама выхаживать буду.

Доктор пожимает плечами — он и не сомневался.

— Подпишите вот здесь отказ от госпитализации. Мы сейчас внутримышечно введем общеукрепляющие средства, а Вам придется подежурить. Не давайте говорить, вообще открывать рот. Воду пить нельзя, даже газированную — вскипит. Лучше водку.

— Газированную? — тупит жена.

Доктор рассеянно кивает и продолжает:

— Если будет самовозгораться, накрывайте плотной тканью, и ни в коем случае не заливайте водой. Я думаю, дня через три организм справится с токсинами. Если наступит ухудшение — вызывайте скорую.

Ей очень повезет, если этот кретин доживет до серебряной свадьбы. Но современная токсикология не знает надежного способа вывода из каштанового похмелья. Полное переливание крови, разве что. Драконьей.

Следующий вызов на соседней улице. Пять минут по тропинке через широченную стройку. Едем в обход три квартала. Сколько раз наш главный пытался выбить для нас авиатарелку или хотя бы гравикапсулу. Дохлый номер. Вот помрет кто-нибудь, пока мы по залыберям колдыбаем…

У подъезда стоит большеглазая бледная девушка, кутаясь в черную накидку.

— Скорее, — кричит она, — маме плохо!

Мама — это святое. Спешно прибываем в квартиру. Кто у нас тут мама? Вот те раз! Пожилая негритянка мечется в широкой кровати и вяло постанывает. Украдкой смотрю на девушку. Типичная курносина из Рязани, афропризнаков не наблюдается. Ладно, с этим потом разберемся.

У кровати тазик с рвотными массами. Молодец, не выбросила. Нагибаюсь, рассматриваю. Массами это назвать нельзя, так, жидкость бледно-желтого цвета с вкраплениями желчи и, кажется, крови. Не здорово. Опускаю экспресс-диагност ТКС-3, краем уха слушаю, как девушка рассказывает, что мама третий день не ест. Негритянка еле слышно сообщает, что у нее ничего не болит, только наизнанку выворачивает. Ничего себе, а наизнанку выворачиваться не больно?

Диагност звякнул. Снимаю показания. Бактериальный фон — терпимо, токсины — в норме, радиационный — почти хорошо. В чем шутка юмора? Неужели органические яды? Фосфолипаза, например. Это было бы неприятно: они экспресс-методом не определяются, а диагностируются, главным образом, по внешнему виду трупа. До которого не хотелось бы доводить.

— Как зрачки, Николай Павлович? — спрашиваю доктора.

— Немного расширены.

Тоже ничего не дает.

Иду на кухню выбросить колпачок диагноста. Вбегает девушка.

— Мама пить просит, передайте чайник.

Передаю. Что-то меня царапнуло, не понимаю пока что. Интуиция у меня так себе, куда мне до Маши!

В комнате продолжается допрос больных и сочувствующих. Что пили, какие препараты принимали? Пили сначала зверобой, потом марганцовку, потом левомицитин с активированным углем — ничего не помогает. Консервов не ели, ни земных, ни инопланетных, грибов, змей, пауков тоже. Из подозрительных блюд вспомнился паштет недельной давности поедания.

Мне передают полупустой чайник и просят набрать воды. Я иду с ним на кухню, небрежно помахивая. Опаньки! Что-то шмякнуло внутри.