Я тоже жил в Аркадии
Шрифт:
— Судя по тону ваших вопросов, вы уже знаете ответы. Феромоны не способны порождать или вызывать навыки добродетели или абстракции. Только эмоции.
— Тогда успокойте меня, мэм, скажите, что не создаете богиню мести Немезиду. Или богиню раздора Эрис. Или бога войны Ареса. Или бога смерти Танатоса. Ведь если так, то здесь вы по одной-едйиственной причине, которая кроется в нежелании тестировать свои опытные образцы на населении вашей собственной страны.
Старший научный сотрудник не улыбнулась.
— Для европейца вы весьма сообразительны.
— Юные государства склонны предполагать, что если культура
— Я не считаю европейцев людьми. Что, на мой взгляд, решает этическую дилемму.
Рука Дарджера побелела на рукояти трости.
— В таком случае, мэм, боюсь, наше интервью окончено.
На обратном пути Сэрплас нечаянно опрокинул чашу. В последовавшей затем суматохе Дарджер сумел незаметно спрятать под камзол несколько антиферомоновых пластырей. Очевидной пользы, на первый взгляд, от них не было, но по долгому опыту друзья знали, что зачастую подобные предосторожности бывают весьма кстати.
Возвращение в город проходило много медленнее, чем прогулка до монастыря. Друзья шагали в задумчивости, пока наконец Сэрплас не прервал молчание:
— Старший научный сотрудник не попалась на удочку.
— Верно. Я ведь выразился достаточно ясно. Практически сказал, что мы знаем, где статуи, и готовы на взятку.
— Напрашивается вопрос, не является ли избранная нами профессия сексуальной по сути?
— Как так?
— Параллели между надувательством и соблазнением очевидны. Представляешь себя в наиболее выгодном свете, затем громоздишь и множишь мелкие обманы, стратегические отступления и интимные признания. О желаемом исходе никогда не говорится, пока он не будет достигнут, хотя все стороны его сознают. И оба занятия сотканы из молчаний, шепотов и многозначительных взглядов. И что самое важное — старший научный сотрудник, которая искусственно поддерживает вечную половую незрелость, как будто, невосприимчива ни к тому, ни к другому.
— Думаю…
Тут дорогу им, уперев руки в бока, заступила нимфа. Сообразительный Дарджер сорвал шляпу и низко поклонился. — Дорогая мисс! Вы, верно, считаете меня ужасным невеждой, но за суматохой вчерашней ночи я не успел узнать ваше имя. Если вы будете столь милосердны, чтобы одарить меня этим знанием и вашим прощением… и улыбкой… я стану самым счастливым человеком на свете. Уголок рта нимфы тронула улыбка, но она тут же нахмурилась.
— Зовите меня Алия. Но я здесь для того, чтобы поговорить не о себе, а о Феодосии. Мне знакомы обычаи мужчин, а ей нет. Ты был ее первым.
— Вы хотите сказать, она?.. — потрясенно спросил Дарджер.
— Когда повсюду мои братья, кузены и дяди? Маловероятно! В Аркадии нет девушки, которая сохраняет девственность хотя бы на день дольше, чем сама пожелает. Но ты был ее первым смертным мужчиной. А для девчонки это важно.
— Разумеется, я польщен. Но чего именно вы от меня хотите?
— Поосторожней! — Ее палец уперся ему в грудь. — Феодосия мод подруга. И я не потерплю, чтобы ее обижали.
С этими словами она бросилась назад в лес и исчезла среди деревьев.
— М-да! Еще одно доказательство — если бы таковые требовались, — что женщины недоступны пониманию мужчин.
— Любопытно, но в точности такой разговор состоялся у меня несколько лет назад с одной моей приятельницей, — сказал, вглядываясь в зеленые тени, Дарджер, — и она заверила меня, что мужчины точно так же ставят в тупик женщин. Возможно, проблема не в половой принадлежности, а в самой человеческой природе.
— Но ведь… — начал Сэрплас. И за такой беседой они держали путь домой.
Несколько дней спустя Дарджер и Сэрплас готовились к отъезду (и спорили: направиться ли им прямо в Москву или завернуть по дороге в Прагу), когда через город прошла, оставляя за собой ссоры и свары, богиня раздора Эрис.
Дарджер лежал одетым на кровати, наслаждаясь запахом цветов, когда услышал первые гневные крики. Феодосия заставила его комнату вазами с гиацинтами — в извинение, потому что им с Анией пришлось поехать на ближайшую гусиную ферму за новыми пуховыми перинами для трактира, и в обещание, что они не слишком задержатся с возвращением. Вскочив, он наблюдал из окна за тем, как насилие волнами распространяется по улицам. Быстро схватив коробку похищенных из монастыря пластырей, он налепил один себе на шею. И как раз собирался отнести пластырь Сэрпласу, когда дверь распахнулась и означенная особа ворвалась, схватила его и швырнула о стену.
— Лжедруг! — рычал Сэрплас. — Улыбающийся, коварный…. Антропоцентрист!
Ответить Дарджер не мог. Лапы друга сжимали ему шею, лишая воздуха. Сэрплас неистовствовал, — вероятно, благодаря исключительному обонянию, — и вразумить его не было никакой возможности.
К сожалению Дарджера, его детство прошло не в привилегированных гостиных за светскими беседами, а за потасовками и Драками в трущобах лондонского Мейфэр. Но нет худа без добра: сейчас это оказалось весьма кстати.
Подняв скрещенные в запястьях руки, он завел их между локтями Сэрпласа. А потом разом поднял их и резко развел, сбрасывая с горла лапы друга. И одновременно изо всех сил ударил коленом в промежность Сэрпласа.
Охнув, Сэрплас инстинктивно схватился за ушибленное место.
Толчок заставил его растянуться на полу, и Дарджер упал сверху.
Теперь, однако, возникла новая проблема: куда налепить пластырь. С головы до ног Сэрплас зарос шерстью. Вспомнив, как они впервые надевали «повязки», Дарджер вывернул ему одну лапу и нашел безволосое пятнышко на запястье.
Одно движение — и готово.
— Они хуже футбольных фанатов, — заметил Сэрплас.
Кто-то опрокинул на главной площади воз сена и поджег. В сполохах пламени были видны группки горожан, которые бродили по улицам в поисках драки и зачастую ее находили. Дарджер и Сэрплас погасили в своей комнате огни, чтобы наблюдать за происходящим, не привлекая к себе внимания.
— Вовсе нет, дорогой друг, ведь те забияки ходят на матчи, дабы намеренно затевать бесчинства, в то время как эти несчастные…
Его слова оборвал стук колес по брусчатке.
Это вернулись со своими перинами Феодосия и Ания. Не успел Дарджер предупредить их, как несколько мужчин бросились к телеге, выкрикивая угрозы к размахивая кулаками. Испуганная Феодосия замахнулась на них кнутом. Но один все же сумел подобраться поближе и, схватив кнут, сдернул девушку с телеги.
— Феодосия! — закричал в ужасе Дарджер.