Я угнал машину времени
Шрифт:
1849 год… Крохотное государство Сан-Марино проявило первые признаки своего будущего величия: дало приют итальянскому революционеру Джузеппе Гарибальди. Впоследствии великое, крупнейшее в Европе государство Сан-Марино занимало тогда площадь всего лишь восемь на семь с половиной километров, да и эти несчастные полкилометра находились под постоянной угрозой соседнего города Римини, который рассчитывал таким путем расширить свою территорию. Особое положение государства Сан-Марино заключалось в том, что оно было со всех сторон окружено Италией, оно было как бы сердцем Италии, но сердцем свободным и независимым
В то время великое государство Сан-Марино было крохотным государством, потому что великими тогда считались государства: а) богатые, б) сильные, в) внушительных размеров. Впоследствии эти критерии были пересмотрены и к государству стали предъявлять те же требования, какие предъявляются к каждому живущему в нем человеку. А так как в новые времена никто не считал великим человека: а) богатого, б) сильного и в) внушительных размеров, точнее, считали, но с некоторыми поправками: а) богатого мыслью, б) сильного духом, в) имеющего заслуги перед всем человечеством, — то новые критерии в оценке государств существенно изменили прежние представления. Памятник Гарибальди в центре Сан-Марино напоминает о том, что первый шаг к величию этого государства был сделан тогда, когда оно, крохотное, окруженное Италией, взяло под свою защиту преследуемого человека.
1889 год… В один год и даже, помнится, в один месяц родились два человека, которые ни на день не прекращали между собой борьбу, которые вели ее задолго до своего рождения и продолжали вести после смерти. «Сверхчеловек» и «маленький человек» — в глазах тех, для кого единственный критерий — сила. А в глазах, видящих в человеке другие достоинства, ничтожество и великий человек. Гитлер и Чаплин.
Ветер времени… Не каждый может перед ним устоять. Не каждый способен стать к нему не спиной, а лицом, чтобы хоть краем глаза увидеть будущее…
В тридцать шестом веке, когда Машина Времени прочно вошла в быт, стали раздаваться голоса о необходимости ее запрещения. Требовали принятия закона о неприкосновенности времени, поскольку стирание грани между прошлым и будущим пагубно для настоящего, которое, собственно, и является этой гранью. Сторонники Машины утверждали, что грань эта никогда не была четкой, поскольку в каждом времени мы обнаруживаем следы других времен. Если бы в прошлом и настоящем не было никаких следов будущего, то никакого прогресса не было бы. Ведь самые передовые идеи рождаются будущим, а как они могут попасть в настоящее? Без Машины Времени тут не обойтись.
Некоторые предлагали поставить Машину Времени на службу Пространству. Гениальный астрофилософ и конструктор Времени Садреддин Алиев (3721-….) нашел оригинальный способ соединения Машины Времени с фотонной ракетой, что давало возможность в минимально сжатые сроки перемещаться на бесконечно большие расстояния.
На первый случай Садреддин решил не летать особенно далеко, а ограничиться центром нашей Галактики. Расстояние — 25 тысяч световых лет, следовательно, чтобы не тратить на путь туда и обратно 50 тысяч лет, нужно на столько же лет углубиться в прошлое. В прошлом, сказал Садреддин перед отлетом, у нас неисчерпаемые залежи времени, за счет которых можно сберечь ресурсы будущего.
Он
Противники Машины немедленно взяли этот печальный факт на вооружение: раз в Пространстве Садреддина нет, значит, он находится где-то во Времени. Всей историей доказано, говорили они, насколько Время гибельно для человека. От Пространства еще никто не умирал, все умирали только от Времени. Так имеем ли мы право, вопрошали они, увозить человека из Пространства, которое дает ему жизнь, во Время, которое ничего не может дать, кроме смерти?
Сторонники Машины верили, что великий Садреддин не умер, нет! Мы, говорили они, еще услышим о нем — в прошлом!
И — услышали. Древние мифы донесли до нас имя Фаэтона, взмывшего в небо на солнечной колеснице. Не сразу додумалось человечество, что Фаэтон — это и есть тот самый Фотон, который умчал Садреддина к центру Галактики. Просто звук «о» может слышаться как «аэ», особенно если между говорящим и слушающим несколько тысячелетий…
Садреддин-Фаэтон взмыл на своей солнечной колеснице — и сгорел, как об этом рассказано в мифе, то ли приземлился в древнем времени, а взлететь не смог из-за какой-то поломки. А возможно, он все еще летит к центру Галактики — ведь лететь туда двадцать пять тысяч лет, и если у него что-то случилось с механизмом Времени… Тогда лететь ему еще и лететь, и неизвестно, когда он вернется на землю…
Построенные по его проекту летательные аппараты давно бороздят пространства и времена, но ни один из них не встретил в пути своего создателя, замечательного астрофилософа и конструктора Времени легендарного Фаэтона. Правда, Галактика наша велика, и не так просто встретиться на ее путях… И так легко разминуться во Времени и Пространстве…
11. Ян-1963-1941
Невероятная вещь: Юрек починил Машину Времени. Он, простой водитель автобуса из двадцатого века, разобрался в сложнейшем механизме из далеких будущих тысячелетий.
— Все не так уж сложно, — сказал он, демонстрируя мне готовность Машины к действию. — Могли б такую Машину и раньше изобрести. Только зачем? Чтобы дать возможность всякому… — тут он употребил неизвестное мне существительное, — сбегать от своего времени в более уютные времена?
Не думаю, что у Машины Времени такое уж простое устройство. Юрек починил ее потому, что у него не было другого выхода: он должен был вернуться в свое время.
— А тот не пришел, — вздохнул он. — Что ж, так тому и быть. Видно, он не дожил до мирного времени.
Он говорил о себе в третьем лице, чтобы отделить себя от того, не существующего, который лишил его надежды выйти живым из войны.
— Может, подождем еще? — предложил я. Ждать было нечего, но нелегко отправляться на верную смерть. А он теперь знал, что идет на верную смерть.
— Нам ждать легко. А каково им там, в сорок первом?
Он так и не понял, что время для нас остановилось, что мы сможем вернуться в любой день 41-го… Если, конечно, не погибнем при посадке: из 63-го в 41-й так просто не попадешь.