Я вам что, Пушкин? Том 1
Шрифт:
— Совсем как алкоголики, — вырвалось у меня.
Снова четыре острых взгляда прожигают насквозь.
— Ну знаете, они тоже друг друга поддерживают, а иначе из рюмочной домой тяжело дойти. И делятся тем, что любят, потому что в одиночку бухать грустно.
Тишина. Такая, что слышно даже гул энергосберегающих ламп в коридоре.
— Странный у тебя дружок, Саёри, — наконец подает голос Нацуки, — но если уж мы об этом говорим, то я предпочитаю мангу. Манга — это, знаете, тоже литература!
Она произносит
— Согласен, — говорю я, — не могу сказать, что прям большой фанат, но я как-то заценил несколько серий, и они ничего.
— «Ничего»? — взвилась она, — да что ты своим мальчиковым мозгом понимаешь? Наверняка читаешь только какую-нибудь муть про роботов, девок с большими сиськами… и… и… и роботов с большими сиськами, вот!
Я хохотнул, но про себя отметил, что был бы не прочь ознакомиться с таким… произведением.
— Нацуки, будь снисходительна, — усмехнулась Моника, — не все мыслят на таком уровне, как ты. Взять хотя бы для примера те стихи, которые я вчера нашла в твоей парте…
— Какие ст… А НУ ДАЙ СЮДА! — рыкнула Нацуки. Краски с ее мордашки хватило бы на все московские светофоры.
Моника невинно улыбнулась и допила чай. Нет, она определенно очень хитрая. Мне надо быть осторожнее. Мало ли что. Собственного персонажного файла у меня вроде нет по канону, но черт знает, вдруг она найдет возможность и это обойти. Все-таки президент, как-никак. А к этой должности обычно дохрена полномочий прилагается.
— Ты пишешь стихи, Нацуки? — спросил я.
— Пишу, и чего такого? — сегодня Нацуки явно сочла, что весь мир против нее и не собиралась от этой мысли отказываться.
— Ничего. Как по мне, это очень даже круто. Покажешь?
— Вот еще! — скрестила она руки на несуществующей груди, — я их не для чужих глаз пишу.
— Я с-согласна с Нацуки, — застенчиво добавила Юри, — э-это очень личный п-процесс, почти и-интимный. В стихах поэт изливает глубокие эмоциональные переживания, и поделиться ими — все равно что открыть другому человеку сокровенный уголок души.
— Красиво сказано, — похвалил я, — Юри, ты тоже пишешь, я правильно понимаю?
В ответ она просто кивнула. Видимо, глубокие эмоциональные переживания начались уже давно, может, еще до начала сегодняшнего собрания.
Снова повисло молчание, нарушаемое только чавканием. Теперь-то я и понял, почему нас пятеро, а кексиков на блюде было шесть. Саёри как раз отгрызла кремовому котику шоколадное ухо и прищурилась.
— Девочки! — провозгласила Моника, — И мальчик. У меня есть идея! К завтрашнему дню каждый из нас напишет стихотворение, а потом мы обменяемся ими друг с другом и почитаем!
Восторгов эта идея не вызвала ни у кого, а Юри и вовсе
— Эй, ты разве не слышала, о чем мы только что говорили? Это. Слишком. Личное! — возмутилась Нацуки.
Но Моника и глазом не моргнула. Вернув на лицо профессиональную улыбку, она принялась вещать тоном отпетого инфоцыгана:
— Нацуки, так в этом и вся соль! Разве не здорово будет получше узнать друг друга?
— Мы и так прекрасно друг друга знаем, — не сдавалась коротышка.
— Мы-то да. А Гару?
При звуках собственного имени я немного вздрогнул. Все еще к нему не привык. Впрочем, может, повезет и привыкать не придется. Надеюсь, скоро Моника отпустит нас по домам — мне еще надо по соседям пройтись и на вокзал успеть. Времени не так уж и много, скоро вечереть начнет.
— А что Гару? — пожала плечами Нацуки, — кому-то здесь хочется получше его узнать?
Ауч. Вот щас обидно было, не буду лгать.
— Мне! — Саёри воздела вверх перемазанную кремом ладошку.
— М-мне, — присоединилась к ней Юри. Глаза поблескивали из-под челки.
— Да и мне тоже, — подытожила Моника. Смотрела она на меня при этом так многозначительно, что поджилки затряслись. Как удав, сожравший тридцать восемь попугаев. Да еще и мартышкой потом закусивший.
Оставшись в меньшинстве, Нацуки скуксилась.
— Да ну вас всех! Ладно, я в деле, — заявила она, — только учтите, никаких поблажек. Если у вас вместо стихов понос графоманский, я так и скажу, понятно?
Смотрела она при этом почему-то на меня, и от этого снова стало обидно.
— Превосходно, — хлопнула в ладоши Моника, — тогда решили. К завтрашнему собранию все приносим по одному стихотворению, а дальше…
— Стоп-стоп-стоп, — сказал я, — куда разогналась? Я еще даже не решил, хочу ли вообще вступить в клуб.
Конечно, я уже в курсе, что особого выбора и нет, но ведь в скрипте похожая сцена с размышлениями была? Была. Чтоб снять с себя хотя бы часть подозрений, надо придерживаться сюжета.
Надолго меня, однако, не хватило. Секунд на десять. Как только я увидел их приунывшие, раздосадованные лица (даже Нацуки как-то сникла), сердце растаяло как сливочный пломбир на жаре, и я заявил:
— Я тут много думал и все-таки хочу вступить.
— Ура! — заорала Саёри, подскочила ко мне и так обхватила за шею, что я чуть не умер от удушья на месте, — спасибо, Гару! Ты лучший!
— Я рада, что ты остаешься, — сказала Юри мягко.
— Ага, — буркнула Нацуки, — если б я весь день провозилась с этими кексами впустую, я б тебя под полом закопала.
Вот зараза. Хочется спросить «вот чего ты строишь из себя, ты же не строитель нихрена». Но думаю, пока еще рано знакомить их с мемами. В конце концов, стоит только начать — и обратной дороги не будет.