Я вернусь. Повесть
Шрифт:
Матвейка лезет за стол.
– А умываться?!
– Ну дедушка! Можно хоть в деревне не умываться!
– А подзатыльника не хочешь? Ешь, давай, да я пойду управляться!
Матвейка завтракает, я мою посуду и иду убирать навоз. Потом выпускаю телят: двое ещё пьют молоко - пою их из бидончика с соской; даю свиньям их мешанину, курам и уткам зерно и рубленную траву.
Через полтора часа приезжает Оксана и приходит мне помогать.
Прибегает Матвейка:
– Дедушка, тебя тётенька зовёт.
– Юююра!
–
Плюясь и матерясь про себя, веду Зину в комнату. Она в прокопчённом своём халате садится на диван, устраивая рядом палку, ставит телефон на колени и набирает номер:
– Милиция? С вами говорит пенсионерка Перелесова Зинаида Семёновна. Скажите, как мне быть? Ко мне каждый день приходит девушка или парень, и говорит, что он моя дочь. А какой он мне дочь! У меня никогда не было дочери. Они со своим любовником у меня деньги отбирают, мне есть нечего – голодом сижу! Я сорок второго года рождения, участница войны, ветеран труда. Меня к Ельцину под конвоем возили на вертолёте. Я ему советы давала. Скажите, пожалуйста, к кому мне обращаться?
– Как к кому? К Ельцину, конечно!
– Я стою рядом и мне прекрасно слышны ответы полицейских.
– К Ельцину? … Но ведь он ууумер!
– Да? А мы не знали! Вы откуда звоните?
– От Юры… Извините, я не знаю его отчества.
– Дайте-ка ему трубку.
– Юра!
– говорит дежурный полицейский.
– Вы зачем позволяете ей звонить? Вы же знаете, что она больной человек, все буки нам забила, мы прячемся, когда она приходит!
– Я понимаю, но ведь она гражданка, имеет право на защиту. К ней на самом деле приходит дочь с сожителем: разберитесь, отнимают они деньги или нет, если отнимают, накажите, как следует.
– Ну да! Мы приедем, а она скажет, что сама им отдала, а может она придумала, что её грабят. Сколько раз она звонила, что у неё под полом женщины кричат!
– Я вас понял. От меня она больше не позвонит.
– Что они сказали?
– спрашивает Зина.
– Сказали, чтобы вы им не звонили.
– Они нас всех хотят уничтожить! – говорит Зина обречённо, ставя телефон на место.
– Они всех птичек отравили, всех лисят убили! Вы видели кладбище в Райцентре? Там уже места нет! Меня хотели в больницу положить, а я сказала: «Вы ещё ни одного не вылечили: из вашей больницы только одна дорога – на кладбище.
Несчастная Зина! Она была замужем у неё двое детей! Работала в совхозе ветеринаром. Но сорок лет назад заразилась бруцеллёзом. Лечилась, казалось, выздоровела. Потом новая беда: ехала с доярками на выпаса в открытом кузове. Машину тряхнуло на ухабе, она вылетела из кузова и ударилась головой о землю. Говорят, что Зина получала две пенсии: одну по старости, другую от совхоза за утрату трудоспособности. Нынешние хозяева, выкупившие совхоз, якобы, отказались ей платить. Не знаю, правда это или нет.
– Ну что?
– спрашивает Оксана, когда я возвращаюсь.
Я передаю ей разговор Зины с полицейским, и мой с ним.
– Думаю, они просто не хотят этим заниматься.
– Конечно. Хотели бы - давно прижучили эту Ниночку!
– соглашается Оксана. – Не верю, что нельзя поставить у неё диктофон. Но ведь много чести такие технологии к ней применять… Матвейка что делает?
– Артёмка пришёл. Сидят в беседке и играют в телефон. У Артёмки пальчики так и бегают по экрану, а наш сидит рядом и пялится.
– Пойду готовить обед, – говорит Оксана, а через минуту со двора доносится её голос, - Артёмка, давай я вам с Матвейкой по три яичка подложу, пока играете, цыплят мне выведете.
– Ну, бабушка!
– слышится недовольный вскрик Матвейки.
– Матвейка, – говорю я за обедом, – не смей повышать на бабушку голос. И вообще, в такую погоду надо бегать, играть в футбол, кататься на велосипедах. Мы с бабушкой зачем тебе велосипед купили? Будешь так играть - станешь игроманом.
– Да не стану я игроманом! Что вы ко мне пристали?!
Я не знаю, что делать с Матвейкой. Отобрать у него телефон? Надрать уши? Я чувствую свою полную педагогическую несостоятельность. Оксана тоже.
Вечером у ворот Солдатовых вижу фургон: из соседнего района приехал за бройлерами армейский друг Виктора Игнатьевича. Я знаю, что зовут его Василий Николаевич, он предприниматель, фанат консервной промышленности, производит отличную куриную тушёнку, кошачий корм из куриных голов и ножек, да много ещё чего; а, главное, он верный товарищ: иначе, зачем бы он ехал за восемьдесят километров, чтобы купить бройлеров у друга, когда их полно в его районе. У Виктора Игнатьевича работы поубавиться. Интересно, как к этому отнесётся Наташа?
II
С утра небо затянуто тучами. Далеко на западе лениво ворчит гром. Мы с Оксаной в клубном саду, дико заросшем травой. Как говорят здесь: «Телятам разу нечего дать», потому что вчера знакомый тракторист, обещавший привести мне немного травы, внезапно уехал, не предупредив меня. Я кошу литовкой, Оксана собирает траву граблями и укладывает в ручную тележку, беспокойно посматривая на почти чёрное небо. Сверкнуло где-то недалеко и грохнуло громко и грозно. Жалобно заблеяла Машка - коза Солдатовых.
– Пора, – говорит Оксана, я отдаю ей косу и спешно обвязываю верёвками копну на тележке.
Бежим домой. Поднимается ветер, метёт пыль. Снова раздаётся громовой раскат, но мы уже в своём дворе, заталкиваю тележку в пригон, и спешу в сени. Оксана уже там. Хлынул дождь. Близкое и далёкое исчезает за белыми струями. Не могу закрыть за собой дверь - кто-то мешает. Оборачиваюсь - Зина.
Вот уж не вовремя, так не вовремя. Еле удерживаюсь, чтобы не рявкнуть на неё.
– Юуура!
– заводит она свою шарманку.
– К кому мне обратиться?