Я видел волка
Шрифт:
– Дегенерат! Грязный щенок!
– продолжал ругаться в воздух Борис, переводя дыхание и, пытаясь отыскать папиросы в ящике стола.
– Перечить вздумал. Ну, я ему… Напросился.
Он заткнул пробоину папиросой и успокоился. Дым заполнил помещение.
– Так, а вы чего тут?
– Вызывали, - ответил Симонов и скромно пожал плечами.
– Вызывают проституток. Ты проститутка?
– Нет.
– Зачем ты мне тогда нужен?
– спросил Борис.
– Иди лучше дверь в туалете сделай, а то отвалится! И уродца – коллегу возьми! Кто ещё хочет сказать?
–
– Хорошо, - продолжил он, - остались здравомыслящие люди, да и просторнее стало. У нас не раскрытое убийство. Как её… баба эта… Гонская… Галанская? Обсудим, что имеем? Да, Топало, так как ты в отпуск собираешься, я Дятлова из района вытащил. Он по этому делу уже работает, а в курс других дел надо его ввести.
Топало одобрительно кивнул.
– Дятлов, что у нас по делу? – спросил Коляда.
– Людей опрашиваем. Все про волка говорят, какое-то общее помешательство.
– Волк?
– переспросил Коляда.
– Люди вой ночами слышат, говорят: кто волка увидит, тому смерть.
– Зачем ты мне сказки пересказываешь?
– спросил Коляда.
– Давай по делу?
– Осведомители молчат. Обнаружили видеокамеру на одном из домов по улице, где совершено убийство. К завтрашнему вечеру отработаем видео. Есть ещё один подозрительный тип, в больнице лежит с отравлением, говорит, что ничего не помнит, ни кто он, ни откуда. А главное, у него нет папиллярных узоров на пальцах. Впервые такое вижу. Врачи сказали, что это у него либо результат операции, либо травмы. Возможно, он обычный бродяга, но на вид жуткий тип. Проверим его получше.
– Давайте, давайте. Об этом следователям ни слова. Дело Ловитину передали, пусть сосунок помучается. Как меня достали эти молокососы, которые ещё преступников толком не видели, а корчат из себя Шерлока Холмса. На поручения его не отвечать. Ясно?
– Ясно, - отозвались оперативники.
– Хорошо, - Борис выпустил кольцо дыма, - поезжайте сегодня на место, опрашивайте всех, кого увидите. Берите у них контактные данные, устанавливайте личность. Время на составление объяснений не тратьте, главное - зацепиться за что-нибудь. Оформите по итогу рапортом. Тех, кто подозрительно себя ведёт в отдел и хорошенько отрабатывать, – Борис покосился на биту, прохрустел пальцами и добавил: – Всё, за работу.
Полицейские поволокли за собой деревянные стулья. Острые края металлических ножек проскользнули по паркету, который давно потерял последний слой лака. На полу остались рубцы, затерявшиеся среди тысячи других царапин.
– Дятлов! Задержись.
Сотрудник вернулся на прежнее место.
– Если видео не даст результата, - начал Борис, - а опросы не помогут, если не раскроем… в общем, нам это дело нужно как воздух. И для статистики, и чтобы в Москву не ехать на заслушивание. До конца года его раскрыть надо любыми средствами. Понимаешь?
Кивок.
– Если благодаря тебе год по показателям хорошо закроем, я этого не забуду. Топало после отпуска увольняться планирует. Себя хорошо проявишь - переведём на место Топало. Зачем деятельному оперу в районе пропадать?
Глаза Дятлова заблестели. Борис хорошо знал такой взгляд. Он наблюдал его на лицах жены и двух дочерей-подростков перед покупкой дорогостоящего наряда или, когда они завладевали его кошельком.
– Да, да, - сказал Борис, - Ты правильно понял.
– Раскроем, обязательно раскроем, – отчеканил Дятлов.
Допрос Лагшмивары Фин-Фейербах
– Алло, – сказал Ловитин.
– Григорий Владимирович, к вам дама, – раздался в телефонной трубке голос полицейского с пункта охраны.
– Семён Степанович, что за дама, конкретнее?
– Симпатичная. В шубе чёрной и в берете таком красивом – красном.
– Я не об этом. Как её зовут?
– Не скажу. Больно чудное имя у неё. В журнале записал, но и на бумаге не разберу.
– Фин-Фейербах?
– Не понял!
– Семён Степанович, фамилия её Фин-Фейербах?
– А! Да, да, точно. Фин-Фейепах, прости господи. Пропустить?
– Нет. Скажите, что придётся подождать. Я занят.
– Ладненько.
– Станет нервничать или уйти вздумает – звоните.
– Григорий Владимирович?
– Да.
– Как совещание прошло? Я видел, как следователи из кабинета руководителя выходили, поникшие, словно на панихиде.
– Всё хорошо, Семён Степанович, совещание на то и совещание.
– Ну-ну. Ещё чего спросить хотел: новостей, убийств каких-нибудь не случалось?
– Семён Степанович, работать надо.
– Ладненько, ладненько, не отвлекаю. Трудитесь и ни о чём не переживайте. Если что – звоню.
Ловитин положил трубку. Действительно, совещание прошло неважно. Руководитель давил на него и требовал раскрытия убийства Галонской. Следователь не спешил выходить к Фин-Фейербах, он подготовил необходимые поручения по делу и лишь спустя полчаса вышел к свидетелю. Фин-Фейербах в ожидании дошла до той кондиции, что хотела наброситься на следователя со словами возмущения, но после слов извинений Ловитина успокоилась и даже приветливо улыбнулась. Несмотря на это, при допросе она неохотно заходила в зону открытого общения. Трудный свидетель. Она замыкалась и увиливала от ответов, не подозревая, что допрос начался до её прихода. Следователь поручил Юрасову проследить утром за Фин-Фейербах и теперь располагал кое-какой информацией о её жизни. Эти сведения он намеревался использовать при первом подходящем случае.
– Так вы были знакомы с Гертрудой Галонской? – в очередной раз спросил Ловитин.
– Нет, – настаивала Фин-Фейербах.
– В предыдущем допросе вы говорили иначе. Я же вас предупредил, что за дачу ложных показаний грозит уголовная ответственность.
Фин-Фейербах заёрзала на стуле и только сейчас сняла головной убор. Ловитин в-первую очередь обратил внимание на ярко-красный берет Фин-Фейербах. Вернее, не столько на берет, сколько на его сочетание с ярко-красным цветом губ женщины и такого же цвета перчатками. Одежду и обувь к красному берету, губам и перчаткам Фин-Фейербах подобрала чёрную: шубу, сапоги, платье.