Я всё ещё люблю тебя

Ольховская Вероника

— Что ты такое говоришь?!

— А что, разве я не права? — от переполнявших эмоций, подошла к столу, встав спиной к мужу. — Я всегда одна. Всегда! Каждый раз, когда мне требовалась твоя помощь, поддержка, ты был на работе. Даже когда моя мама… — поняв, что мне не хватает воздуха, замолчала.

— Ты же знаешь — в тот день у меня была срочная операция…

Слёзы продолжали душить, и моя тихая печаль стала медленно превращаться в истерику. Чувствуя это, Филипп подошёл ближе и ласково прикоснулся к плечу.

— Давай мы успокоимся, —

сказал он, — и завтра всё обсудим… Сейчас ты на взводе — наш разговор ни к чему хорошему не приведёт. Прими душ и ложись спать.

— Я устала, Филипп, — вытерев слёзы, одёрнула плечо. — Я устала ждать тебя… Срочные операции, роды, тяжёлые случаи. А я? В твоей удивительной жизни есть место для меня?

— Ты снова говоришь глупости, Вита, — он тяжело вздохнул, расстёгивая верхнюю пуговицу рубашки. — Давай прекратим, пока…

— Да, — перебила его я. — Давай, правда, прекратим. Пока я окончательно не возненавидела тебя… Разведёмся и разойдёмся по сторонам. Ты направишься к заветной медицинской славе, а я к своему тихому, женскому счастью. К сожалению, оказалось, наши желания несовместимы.

Глава 1

— Как это я должна написать заявление по собственному?! — кабинет руководителя отдела наполнился моим громогласным вопросом.

— Виталина Сергеевна, давайте сбавим градус нашей беседы, — тяжело вздохнув, Белов поправил очки. — Я уже говорил, что в компании грядёт сокращение. И…

— Я единственная, кого вы можете уволить?! — раздражённо усмехнувшись, скрестила руки на груди. — Это же смешно, Аркадий Павлович… Просто скажите, что уже пообещали моё место кому из своих близких родственников.

Я прекрасно знала, что начальство не гнушилось проталкивать на тёплые должности своих да наших. Компания, которой я отдала последние пять лет, была раздольем для прокуратуры. И финансовые махинации, и конфликты интересов — иногда я задумывалась, что меня здесь держало.

Но ответ всегда приходил сам собой. Где в нашем городе я ещё могла найти стабильную заработную плату, высокие премиальные и приятный рабочий график?

Правильно, нигде. Поэтому приходилось терпеть.

— Что вы себе позволяете?! — седовласый мужчина побагровел от негодования. — Я никогда не злоупотреблял своим должностным положением!

— Да-да, — поджав губы, закатила глаза. — А как же Ниночка — наш новый бухгалтер? Даже университет ещё не окончила, как уже обошла матёрых специалистов. Поговаривают, что она племянница вашей жены.

Поняв, что тёпленького места мне уже не сохранить, я пошла вразнос.

— Вершинина! — со всей силы стукнув по папке с документами, закричал Белов. — Чтобы через пять минут твоё заявление лежало на моём столе! Если ослушаешься, я не только уволю тебя по статье, но и поставлю крест на дальнейшем трудоустройстве! Поняла?!

Казалось, от этих ужасных воплей всё моё лицо покрылось его ядовитой слюной. Разве человек мог полностью

состоять из го… гнили? Всегда думала, что в каждом из нас была хотя бы капля хорошего. Но Белов ловко сумел меня в этом переубедить.

— Да не кричите вы так, Аркадий Павлович, — поморщившись, показно вытерла щеку. — Наверное, в вашем возрасте сердце уже слабое. Не дай Бог, перенервничаете, инфаркт хватит… Придётся же на своей хрупкой спине ваше грузное тело до самого лифта тащить. Не думаю, что Ларочка захочет мне помочь.

— Вон! — кинув в меня папку с документами, завопил Белов. — Вон из моего кабинета! Чтобы духу твоего здесь больше не было!

Конечно, я могла бы ещё долго с ним препираться, отстаивая свои законные трудовые права. Дисциплину я никогда не нарушала, работу выполняла сверх должного, да и у коллег была на хорошем счету. Но проще было Кракатау заморозить, чем переубедить шефа.

Поэтому с гордо поднятой я покинула не только кабинет Белова, но и ставшую родной компанию, пообещав, что вся кара небесная обязательно рухнет на лысеющую голову дорогого Аркадия Павловича.

Домой я вернулась уже под вечер. В последние дни в квартире было особенно пусто — позавчера Филипп забрал свои последние вещи и теперь здесь даже запах сменился. От осознания этого я чувствовала себя тоскливо.

Сняв обувь, я небрежно оставила её рядом со входом, а сумочку с пиджаком бросила на комод. Раньше приходилось всё бережно укладывать в шкаф — Филипп не выносил бардака. Но сейчас его невыносимый гундёж мне не грозил.

В холодильнике ещё со вчерашнего вечера повесилась мышь. Где-то в недрах лежал полузасохший кабачок, но я была не настолько голодна, чтобы броситься на скончавшийся овощ. Достав с верхней полки бутылку недобитого вина, налила полный бокал — должна же я была отпраздновать своё увольнение.

Забравшись с ногами на небольшой диванчик, открыла ленту социальной сети. Там с многочисленных снимков на меня смотрели счастливые друзья: кто-то женился, кто-то обзавёлся детьми, а кто-то отдыхал на морях.

От понимания, какая тоскливая у меня жизнь, стало тошно. Видимо, плохая я была подруга, раз не могла порадоваться чужому счастью.

Терпкое вино мягко обволакивало нёбо, медленно кружа голову. Как же мне хотелось напиться… Напиться и забыть, что полгода назад моя жизнь пошла под откос. Но даже этого у меня не получалось.

Жалкая.

В тот момент, когда я снова возжелала заласкать свою ничтожность, завибрировал телефон. Дотянувшись до него, на экране увидела довольное лицо Люды.

— Колобок, ты сейчас где? — из динамика донёсся звонкий голос подруги.

— От лисы прячусь, — отпив вина, усмехнулась я. — Боюсь, сейчас найдёт и съест. А что?

— Не переживай, сегодня она на привязи, — на фоне послышалось недовольное ворчание Маши. — Так что вылезай из своей норы и приезжай к нам. Будем примирительную прописывать…