Я все еще мечтаю о тебе...
Шрифт:
Бренда умела посмеяться над собой. Впрочем, этим качеством в той или иной мере должен был обладать всякий, кто работал на Хейзел. У Бренды и Хейзел было в этом смысле много общего. За свою жизнь Бренда побывала Цветной, Негритянкой, Черной, а сейчас еще и Афроамериканкой, и на эту тему они беспрестанно перешучивались. Хейзел влетала офис и спрашивала Бренду, как та себя чувствует, и Бренда отвечала: «Ну, вчера я чувствовала себя очень Черной, а сегодня – немного Цветной. А ты?» Хейзел, подумав, говорила: «Кажется, сегодня я чувствую себя скорее невысокого телосложения, чем сомнительного роста».
Бренда говорила новичкам, которых удивляли некоторые шутки Хейзел:
Мэгги хотела намекнуть Бренде про «Гребешок», когда они будут расставлять тарелки, но та явилась в таком состоянии, что Мэгги не рискнула. Видимо, что–то стряслось с любимой сумкой Бренды – той самой, с двадцатью семью секретными отделениями, которую она заказала по каталогу «ТрэвелСмит», и, пока они раскладывали сыр и разносили вино. Бренда говорила об этом не умолкая.
– Я чуть не рыдала. Все внутри испорчено, пришлось просто выкинуть ее в мусор.
Мэгги не до конца разобралась в происшедшем и спросила, почему вообще в сумке оказалось полкило мороженого. Бренда скроила мину:
– Ой, лучше не спрашивай.
– Нет уж, рассказывай.
– Нет, не спрашивай.
– Ладно, не буду.
– Ладно, уговорила. – Бренда швырнула на тарелку гроздь винограда. – Это все Робби виновата!
– Робби? Почему?
– Потому что нарочно покупает летние сорта, чтобы меня подловить, вот почему! В общем, пришлось разыскивать такое же мороженое вместо того, что лежало в холодильнике, но, пока я бегала, Робби успела вернуться, и я положила его в сумку, и начисто забыла, и вспомнила только утром. Когда Робби встала, на полу красовалась громадная зеленая, склизкая лужа.
Мэгги уже приходилось слышать нечто в этом роде, только в последний раз это был целый кокосовый торт, спрятанный в бельевом шкафу, и Бренда винила муравьев в том, что ее застукали.
– Ох, господи. И что сказала Робби?
– Ай, ты же знаешь Робби. «Видать, это мороженое само запрыгнуло из холодильника тебе в сумку, когда ты отвернулась, верно?» – вот что она сказала.
– А ты что?
– А что я могла ответить? Короче, Сесилу я не забыла позвонить. Так что у нас два билета на дервишей. Прости, что опоздала, пришлось все вынимать из сумки и перемывать. Чековой книжке кранты, но хватит обо мне. Ты–то что вчера вечером поделывала?
Мэгги собралась ответить, но вошел парень из агентства «Инграм», и работа закипела.
Слава богу, пришло много агентов, включая Бебс Бингингтон, та пробежалась по комнатам и, уходя, как всегда, не удержалась от едкого замечания: «Это, конечно, не Маунтейн–Брук». К сожалению, она была права. С тех пор как рынок упал. Бренда и Мэгги были рады звонку владельцев даже средненьких домов в той части города, с которой прежде не стали бы связываться. Войдя в дом, они сразу поняли, что трудно будет представить его в выгодном свете. Домохозяйка («Зовите меня просто Вельма») коллекционировала так называемые «предметы искусства из сосновых шишек». Взгляд повсюду натыкался на сотни шишек: шишки с пластмассовыми глазками, шишки в костюме Санта–Кла–уса, шишки в вечернем платье Скарлет О'Хара, шишки–младенцы в подгузниках или крошечных колыбельках… «У меня еще сотни таких в спальне и в гараже!» – с радостной улыбкой доложила хозяйка.
Боже ж ты мой. Ну как скажешь такой милой женщине, что потенциальный покупатель может вовсе не впасть в умиление от шишек и, в отличие от нее, не станет считать их членами своей семьи. Как вежливо объяснить, что шишки и прочие безделушки придется убрать?
После показа Бренда сказала, что опаздывает на очередное политическое собрание. Мэгги сказала – беги, в офисе увидимся. Она сама все уберет и закроет дом, как–нибудь справится. Приятно было видеть Бренду в таком радостном возбуждении. Бренда любила политику. Представление же Мэгги о политике основывалось исключительно на художественных фильмах. Посмотрев «Доктор Живаго», она твердо решила, что коммунисткой не станет. Сцена, где бедный доктор Живаго (Омар Шариф) возвращается после войны в Санкт–Петербург и обнаруживает, что его прекрасный фамильный дом занят под склад, очень ее огорчила.
Перед уходом Мэгги пришлось расставлять шишки на прежние места. Потом она зашла в кухню забрать оставленные агентами визитные карточки и заметила, что Бебс положила аж две визитки – ярко–красная надпись «САМЫЙ ПОПУЛЯРНЫЙ РИЕЛТОР БИРМИНГЕМА» так и лезла в глаза.
По своему обыкновению, Бебс начисто проигнорировала сегодня Мэгги, а всем прочим столь же привычно нагрубила. Мэгги всегда было неуютно в ее присутствии. Трудно находиться рядом с человеком, который тебя ненавидит, особенно если не понимаешь за что. Запирая дом, Мэгги вдруг сообразила: следующий день открытых дверей только в среду. Больше не придется сталкиваться с Бебс Бингингтон, сегодня последний раз – это ли не повод для радости! И вообще, после пятницы она скажет «прощай» бесконечной Саге о Недвижимости, о чем ни капли не жалеет.
Торговля недвижимостью, кроме того, что была физически опасным занятием, еще и выматывала эмоционально. Неизвестно, чего можно ожидать от людей, продающих свое жилье. Некоторые не желали покидать дом и ходили за потенциальными покупателями из комнаты в комнату. И не было никакого руководства в помощь, никакого официального свода правил или этикета для риелторов. Ее поражало, какие жестокие вещи могут говорить люди о чужом доме.
Было около четырех, когда Мэгги поставила машину на стоянке позади конторы. Агентство «Красная гора» располагалось в очаровательном каменном здании в самом центре городка Маунтейн–Брук. Когда Хейзел была жива, все двенадцать столов были оккупированы агентами, телефоны беспрестанно звонили и жизнь в конторе кипела. Теперь же здесь царила тишина, если, конечно, на Этель не нападало настроение поразглагольствовать на тему «В мое время».
Как уже говорилось, Этель была верна своим пристрастиям, но на самом деле ей просто не нравилось, куда катится мир. Сегодня она вещала на «Голливудской волне» (в который раз).
– В мое время кинозвезды одевались шикарно, а теперь они хотят быть как все: выходят на люди, напялив первое попавшееся под руку тряпье. Раньше они не выскакивали в магазин в обрезанных по колено джинсах. В мое время звезды были веселы и беспечны. Теперь же они такие все солидные, куда там, так серьезно к себе относятся, разъезжают по всему миру, приятельствуют с диктаторами и поносят Америку. Но от денег, заработанных на этой земле, не отказываются, нет. Я так скажу – пусть держат рты закрытыми и играют свои роли.