Я всей душою с вами, львы!
Шрифт:
Этой ночью мы с Андреасом вновь намерзлись, и вновь напрасно: львы стали осторожнее и больше не удалось отловить ни одного. Как только на горизонте забрезжили первые лучи солнца, мы, усталые и продрогшие до мозга костей, отправились в обратный путь. Добравшись до лагеря, мы решили (совершенно справедливо), что держать пленницу взаперти больше не имеет смысла.
К несчастью, дверь складского помещения открывалась только изнутри, так что освободить львицу оказалось не так-то просто. Андреас забрался на плоскую крышу, чтобы открыть дверь с помощью кола, ибо не видел другого выхода. Я стоял с другой стороны двери с группой егерей, держа наготове ружье на случай, если придется пугнуть львицу выстрелом, – вдруг она бросится на Андреаса, возящегося на крыше? Операция удалась блестяще, и дверь отворилась. Мы ждали, что животное тут же вырвется на волю. Не тут-то было: изнутри не донеслось ни звука. Андреас пожал плечами и принялся топать по крыше в надежде
Тут я предложил Андреасу хитрый план. В полусотне метров от склада находился водопроводный кран. А что, если я подам ему шланг и он сквозь это же оконце окатит львицу водой? Андреас был в восторге, сказал только, что возьмет шланг сам. Он спустился с крыши, а я с беспокойством следил за отворенной дверью.
Добежав до крана, Андреас пустил струю на полную катушку. Но не успел он схватиться за конец шланга, как из двери выскочила желто-коричневая фигура и кинулась прямо на него. Я прыгнул вперед, крича на хищницу не своим голосом. Все решило мгновение – видно, испугавшись моих криков, она повернулась и дала стрекача, споткнувшись перед тем, как исчезнуть в кустах. Никогда не забуду Андреаса, замершего на месте со шлангом в руках, – вода хлещет, земля под подошвами раскисает, а он застыл и смотрит в ту сторону, куда умчалась львица… его лицо было пепельно-бледным. Но я был рядом! Вздохнув с облегчением, мы принялись хохотать как сумасшедшие.
К несчастью, многочисленные последующие операции по отлову львов также не принесли успеха. Животные, которых нам удавалось возвращать в заповедник, неизменно удирали туда, куда их манила легкая добыча – и где подстерегала смерть. В 1986 году я пришел к такому заключению: «Ситуация остается горестной и безнадежной… В силу того, что пока не сооружены ограды с током, а также в силу многих других причин я не в состоянии сделать для спасения львов больше, чем делаю сейчас. Между тем месяц за месяцем мало-помалу их число трагически убывает».
…Теперь на дворе 1995 год, а оград с током по-прежнему нет. Львы продолжают резать скот, а люди продолжают убивать львов. Сейчас, правда, потери и скота и львов численно снизились, но, очевидно, это лишь потому, что уменьшилось число львов – убегать из заповедника и учинять разбой на чужих землях стало почти некому.
Глава вторая
В КОТОРОЙ РЕЧЬ ПОЙДЕТ О КОНФЛИКТАХ
1991 год был для нас с Джулией годом эмоциональных потрясений. В первую очередь это было связано с гибелью Батиана, но, помимо того, мы столкнулись со множеством проблем и испытали на себе огонь критики. К примеру, в начале года Ассоциация землевладельцев навязала нам строгие правила цензуры – такова была реакция на мой отчет о проделанной работе, в котором я делился своими мыслями о неотложных мерах по охране природы. Я послал этот отчет как в Ассоциацию, так и в соответствующий Департамент. Я писал честно и объективно и представить себе не мог, что Ассоциация так на это отреагирует. Знал бы, ни за что не писал и уж тем более не посылал им.
Согласно новым правилам, все, что бы я ни написал или предложил для публикации, нужно было представлять на суд Ассоциации. То же касалось интервью, которые я собирался давать. Мне сообщили, что на любую информацию будет наложено вето, если ее сочтут «вредной для заповедника». Вдобавок от нас с Джулией потребовали, чтобы мы не поддерживали никаких отношений с правительством Ботсваны, кроме как при посредничестве или с разрешения Ассоциации. Мне было заявлено, что мои сочинения о львиной популяции Тули, ее уязвимости и ущербе, наносимом браконьерством, «рассматриваются как негативные и создающие впечатление, будто в Тули царят гибель и разорение». Досталось и Джулии – за статью, напечатанную в журнале и посвященную моей первой книге – «Плач по львам», которая повествует о низвержении с престола владыки зверей в Тули. По мнению Ассоциации, эта книга совершенно извращает положение вещей и может отпугнуть туристов. С этим последним заявлением нельзя не согласиться, только не надо подтасовывать факты: не книга, называющая вещи своими именами, а именно низвержение с престола зверей оказывает губительное влияние на туризм. Ведь чем меньше львов смогут увидеть туристы, тем меньше их будет сюда тянуть. Но землевладельцы сочли, что только они как собственники имеют право решать, какой материал о заповеднике может быть опубликован, а какой нет, и даже если наши данные окажутся ценными, они оставляют за собой право наложить на них вето.
Вышеназванные правила увязывались с соглашением об аренде, разрешавшим нам оставаться в лагере до апреля следующего года. По истечении срока аренды правила переставали действовать, но, лишаясь лагеря, мы лишались полевой базы. Конечно,
По – моему, нужна большая фантазия, чтобы отыскать в моих сочинениях хоть намек на намерение принести вред земле. Вся наша жизнь поставлена на службу дикой природе. Она и населяющие ее звери – вот наше дело. Никто ни гроша не заплатил нам за природоохранную работу, которую мы проводили на территории, находящейся в частном владении, – мы финансировали себя сами, из собственных скудных ресурсов.
Когда нас спрашивают, за какие грехи нам навязали столь строгие правила и ограничения, я не могу дать ясный ответ. Впрочем, я чувствую, что причину следует искать в традиционных «страхах белых» – неуверенности землевладельцев относительно того, в чьих руках окажутся данные угодья в будущем. Большая часть этих заповедников находилась в собственности южноафриканских белых, которые не жили здесь постоянно, а лишь наезжали. Многие территории использовались не для извлечения прибыли, а исключительно для отдыха хозяев, благосостояние которых не зависело от этих земель. В 80-х годах парламент Ботсваны, ввиду отсутствия у землевладельцев единой природоохранной стратегии, предложил выкупить частные заповедники Тули с целью создания здесь национального заповедника. К сожалению, затея не была осуществлена, но призрак национализации по-прежнему бродит по этим землям.
Вот что пишет один из старейших членов Ассоциации землевладельцев, автор ее краткой истории, подытоживая ситуацию на 1991 год: «Угроза национализации всех хозяйств в регионе весьма реальна. Атмосфера, царящая сегодня в угодьях, отнюдь не та, что была, когда истинные охотники-спортсмены заботились о своей дичи и охраняли ее. Браконьеры вновь распоясались». Относительно будущего он пишет: «Совершенно непредсказуемо».
В том же году мы оказались объектом критики и со стороны ученых. В письме к редактору, опубликованном в солидном южноафриканском журнале по дикой природе, профессор Университета Иоганна Гутенберга в Германии, член специализированной группы ИЮКН по кошачьим Хельмут Хеммер резко критиковал мою работу со львами. Письмо было опубликовано под заглавием: «Вклад ли это в природоохранное дело?» Автор нападал на меня с позиций генетики за то, что я смешал кенийских львов с ботсванскими. Письмо, в котором противоречия бросались в глаза, явно носило скандальный характер. Хеммер выступал за стерилизацию моих львов, поскольку, по его мнению, мой проект мог оказать разрушительное по своим последствиям воздействие на генетику. Ратуя за «чистоту генов», он высказывал опасение, что мои львы не только дурно повлияют на сородичей – исконных обитателей Тули, – но и могут в будущем оказаться источником демоделирования генетического кода других популяций львов Ботсваны. Статья явно отдавала запашком той эпохи, когда превозносилась так называемая арийская раса.
Позже были опубликованы выдержанные в том же духе письма председателя специализированной группы по кошачьим Питера Джексона. Вот что он, в частности, написал: «Ни работу Адамсона, ни работу Паттерсона со львами нельзя считать вкладом в дело охраны этих животных… Они создали вводящую в заблуждение концепцию решения природоохранных проблем и отвлекают средства, которые могли бы быть использованы для реального дела». Эти комментарии вывели меня из себя – я думаю, сегодня он сам сожалеет о написанном. Критикуя Джорджа, он автоматически настроил против себя миллионы людей во всем мире – тех, кто стоял за «зеленое» движение и черпал вдохновение в легенде о «рожденной свободной». Оппонентом Джексона стал Георг Шаллер – возможно, самый крупный авторитет в области исследования плотоядных, первым предпринявший изучение львов в Серенгети, – который выступил с доброжелательным отзывом о работе Джорджа и Джой: «Их усилия по возвращению львов в родную стихию и прививанию им навыков жизни в дикой природе явились бесценными уроками для научной общественности, а люди, занимающиеся охраной природы, остаются перед ними в неоплатном долгу. Чета Адамсон рассказала нам о жизни этого вида хищников то, чего не найти ни в одной записной книжке ни одного ученого-биолога».
Теперь по вопросу о средствах. Если сам Джордж проводил исследования, едва сводя концы с концами, то как же Джексону могло прийти в голову, что я транжирю чьи-то деньги? Мы не получали общественных денег, лишь изредка поступали пожертвования от друзей и почитателей. Если бы не крохотные гонорары за мои книги и не скудные сбережения Джулии, мы не могли бы продолжать работу после того, как вышли средства, предоставленные первыми спонсорами. Да, мы пытались собрать деньги, но легально не могли получать пожертвования из Южной Африки, потому что никто не собирался открывать нам счет. «Львы не рассматриваются как исчезающий вид» – вот что нам отвечали.