Я выбираю быть твоей

Островская Ольга

— Нет, Мия. Вашей сестре ничего плохого не угрожает, по крайней мере с моей стороны, — абсолютно спокойно и уверенно говорит он, позволяя мне поначалу выдохнуть с облегчением.

— А не с вашей? — тут же выхватываю я суть последнего его уточнения.

— А вот это я и хочу выяснить для начала. Помимо того, что не помните ничего о мужчине, с которым провели ночь, вы рассказывали ей ещё что-то?

И смотрит так выжидательно. Вот ни капельки не равнодушно, хоть и делает вид.

— Что вы имеете в виду? — осторожно уточняю, хотя уже начинаю догадываться и сама.

— О других странностях, которые вы за собой заметили, ей говорили? О зове портала, например?

— Нет, — качаю я головой. — Я… боялась, что схожу с ума. И не хотела её этим пугать.

Невольно мне снова вспоминается тот страх, который я испытала за первые два месяца своей беременности. И то, как порой не была уверена в здравом ли рассудке. Пожалуй я потому с такой легкостью и ухватилась за объяснение про другой мир, лишь бы не считать себя безумной.

— Мия, — мою руку сжимает Рок. — Объясни, почему в своих воспоминаниях ты так боялась быть похожей на мать? И мне хотелось бы знать, как ты жила до встречи с Эскаером.

Закрываю глаза, пытаясь справиться с собой. И с застарелой горечью. Мне страшно не хочется об этом говорить, ни сейчас, ни когда-либо ещё, но Рок теперь мой муж и уж точно имеет право знать, с какой наследственностью ему жена досталась. Немного неловко, что он поднял эту тему при императоре. Но я чувствую, что увильнуть мне сейчас не дадут. Да и какая разница? Я могу молчать, а вот не думать и не вспоминать вряд ли. Значит, он всё равно узнает.

— Она в последние годы своей жизни была… сильно не в себе. И нам с Васей пришлось очень нелегко. Особенно Васе, — хрипло признаюсь я, тщательно подбирая слова. Муж всё равно увидит полную картину. — Мама… она всегда была сложным человеком. Слишком ранимая, слишком требовательная к окружающим. Отец ушёл от нас, когда мне было девять, а Васе семь. Мама оборвала с ним все связи, запретила нам с ним видеться и общаться и всю дальнейшую жизнь посвятила… своим страданиям. Она постоянно говорила, как она несчастна, как несправедлив к ней мир. О том, что её никто не понимает, что никто не может ей дать то, чего требует её ранимая душа. Переложила почти все домашние хлопоты на нас с сестрой, аргументируя это тем, что раз наш отец её бросил, то хотя бы мы должны стать её поддержкой и опорой. Мы и не возражали. Жалели её, помогали, чем могли. Где-то справлялись, где-то не очень. Заботились о себе сами.

Вздохнув, я опускаю взгляд на свои сцепленные руки. Чувствую на себе пристальные внимательные взгляды мужчин. И испытываю странное ощущение, будто своим рассказом подтверждаю что-то, что они и так предполагали.

— Маме же всегда чего-то не хватало. Она пыталась несколько раз завязать отношения с мужчинами, те быстро от неё сбегали, и каждый раз после них она ещё больше впадала в депрессию, становилась всё более странной. Словно они… иссушали её морально. Или не давали того, что ей было нужно. Не знаю. После очередного такого романа она и заболела. И наотрез отказалась лечиться. Что мы не делали, что не говорили, как не просили, всё оказалось тщетно. Мама просто зачахла у нас на глазах. И лишь, когда стало совсем всё плохо, согласилась лечь в больницу. Там и умерла. При этом она во время болезни говорила, а иногда и делала совершенно безумные вещи. Запугивала нас, чтобы мы никому не рассказывали, что дома творится. Нам с сестрой обеим до сих пор страшно вспоминать те два года, что предшествовали её смерти. Потому я и испугалась так сильно. Со мной творилось что-то странное и необъяснимое, и после пережитого… в общем ассоциации возникали не самые радужные.

— Сколько вам было, когда она умерла? — подчёркнуто ровным тоном интересуется император.

Рок же сосредоточенно молчит, даже не скрывая, что снова читает мои мысли и воспоминания, те, которые я раньше ему не показывала. Как он теперь будет ко мне относиться? Не откажется ли? Не обвинит, что я скрыла от него столь весомый недостаток своей наследственности?

— Шестнадцать и четырнадцать, — отодвинув новое болезненное опасение, отвечаю я на заданный вопрос. — Несовершеннолетние. Нам повезло, что отец быстро нашёлся и права опеки достались ему. Мы пожили с ним немного. Как-то отношения наладить толком и не получилось. У него к тому времени уже другая семья появилась, и нам с Васькой там были не очень рады. Так что, как только органы опеки перестали нами интересоваться, мы перебрались обратно в нашу квартиру. Отец не возражал.

— Он вас снова оставил? — цедит Арид, гневно сужая ледяные глаза. Куарды, сидящие рядом со мной мрачнеют ещё больше и меня окутывает удушающей аурой их эмоций.

С учётом того, как они тут к рождению и воспитанию детей относятся, я могу представить, как выглядит для них поступок нашего отца.

— Нет, — поспешно мотаю я головой. — Он, помогал нам во всём. Деньги давал, на жизнь, учёбу. Приходил, когда было нужно что-то. Просто позволил нам жить отдельно, как мы привыкли. Так всем было лучше.

Я до сих пор так считаю. Нам было в тягость жить с новой семьёй отца. К тому же мы с Васей привыкли самостоятельно заботиться друг о друге. Вдвоём всегда. И хотя бывало, конечно, что сорились. Бывало, что раздражались. Но всё равно держались вместе. А теперь разлучены, получается, что навсегда.

Стул Рока издаёт скрип, когда он резко наклоняется ко мне. А в следующий миг, я оказываюсь у него на руках. Опять.

— Глупая. Я получил в связанные бесценное сокровище, и буду последним глупцом, если откажусь от тебя, — ворчит он, прижимая мою голову к своему плечу.

— Но…

— Помолчи, Мия. И выслушай. Твоя мама сошла с ума не просто так.

— Что? — вскидываю я голову, но натыкаюсь на строгий взгляд мужа и захлопываю рот.

— Судя по тому, что ты рассказала и позволила мне увидеть, она была энергетически зависимой. Вы таких энергетическими вампирами называете, — вышибает из меня дух Рок новой информацией. — Она получала подпитку от вас с сестрой. И пыталась получать от мужчин, но быстро выматывала их, ничего не давая взамен, и те сбегали. А ей эта энергия была жизненно необходимой. Особенно мужская. Постоянная нужда в подпитке и свела вашу мать с ума и довела до болезни и смерти. Будь она более разумной и понимающей, что с ней происходит, искала бы более сильного партнёра, который мог бы её питать без ущерба для себя, а не цеплялась за задохликов энергетических.

Я только и могу, что ошарашенно хлопать глазами. Мама была энергетическим вампиром? Нет, у меня иногда мелькала такая её характеристика в голове, но как-то не всерьёз. Без реальной веры в это. Но вот Рок говорит с абсолютной твёрдой уверенностью. И я не знаю даже, как это воспринимать. В голове пока не укладывается. Хотя, если задуматься, то это многое, очень многое объясняет.

— Что вы с сестрой почувствовали, когда её не стало? Вам стало легче, ведь так? Вы стыдились этого, считали себя плохими дочерями, но вы почувствовали, как она прекратила тянуть из вас силы.

Это звучит ужасно, низко, некрасиво. Но он прав. Мы горевали по маме. Нам было очень больно и тяжело. А ещё стыдно за инстинктивное чувство… свалившейся с плеч непосильной ноши, каменной глыбой прижимавшей нас к земле.

— Я такая же? Как она? — спрашиваю тихо. Ведь что-то же нашёл во мне особенного Рок. Может поэтому я смогла принять его энергию?

— Нет, девочка. У таких, как твоя мать, дочери рождаются другими. Способными подпитываться от всего вокруг, от Вселенной, от своих и чужих эмоций, от созерцания прекрасного, от любимого дела, мужчины рядом. Вы как губка впитываете энергию и накапливаете её, обладая огромным внутренним резервом. Способны принимать и отдавать. Это заложено в вас с рождения, иначе с энергетически зависимой матерью не выжить. И именно это сделало тебя такой уникальной и способной стать парой куарду.