Я же бать, или Как найти мать
Шрифт:
Я мог бы долго сокрушаться от того, какая Бдушкина стерва, но куда более меня волнует вопрос как она в принципе узнала об Ире. Прошло, мама дорогая, семнадцать лет. Эта выхухоль живет заграницей. Как? Ну как она могла про нее узнать?! Черти что! Я никогда и никому не рассказывал о ней! Сухие факты о моем раннем браке мог узнать каждый, но вот чтобы так-однозначно нет.
— Паша, не обижайтесь на меня, пожалуйста, если я показалась вам резка. И не спрашивайте откуда я знаю про вашу жену. Все равно не скажу. И опережая ваш вопрос, я ни на кого не работаю, клянусь ценой собственной жизни.
— Ошибаешься, Таня, ты уже работаешь на меня.
Глава 19
Полночи проворочался в кровати, вспоминая
Умылся холодной водой и пошел обратно в спальню. На часах пять утра, а скоро, точнее примерно через час, Маша начнет капризничать и окончательно проснется. За какую-то неделю я научился распознавать ее поведение. И если по началу она была бешеным крикливым комком, то теперь, обеспечив ей вполне нормальный режим дня, такой она уже не кажется. Отодвигаю край детского одеяльца и начинаю рассматривать ее маленькие ручки. Ну какие к черту огромные плечи? Какой же я идиот!
— Не будешь ты пловчихой, Машка. И теннисисткой не будешь. И ноги у тебя будут нормальные, не колесом. Все у нас будет хорошо, даже если и мамку твою не найдем. И без нее можно прожить. Все можно, было бы желание.
Знаю, что это дурацкая затея трогать Машу, когда она спит, но рука так и тянется обхватить ее малюсенький пальчик. Несильно я задумывался ранее, но вот эти пальчики сделаны с помощью меня. И ножки, и голова. Да все от меня. Моя дочь. Все равно странно звучит. Я и отец… Но это даже несколько приятно. Таня права, я умею любить. А свое и подавно.
— И тебя полюблю, Машка. А может уже люблю, — шепчу над кроваткой, уставившись на посапывающую малую. — Скоро и целовать тебя начну. Пятки, попу, ладошки. Превращусь в соплежуя, ну главное, чтобы никто не видел.
Усмехаюсь сам себе. А в принципе, почему бы и нет, незнакомая тетка может целовать, а я нет? Да уж, о чем я только думаю… Накрываю Машу обратно одеяльцем и иду на выход, но застываю, замечая в дверном проеме Таню. Несколько секунд ступора и в считанные мгновения я оказываюсь около нее. Хватаю ее за руку и тащу по коридору. Самое удивительное, что она совершено не сопротивляется и даже не произносит ни звука. Отпускаю ее руку и подталкиваю к стене. Еще секунду назад я хотел сказать ей множество слов, в частности какого лешего она за мной наблюдает, а сейчас я сглатываю слюну при виде ее белой хлопковой сорочки. Совершенно не привлекательная вещь, а если быть точнее, я бы назвал это белой тряпкой и выкинул бы в ближайший мусорный бак, только беда в том, что эта самая тряпка ей идет. Тряпка ли украшает Таню или наоборот, поди разбери, но я словно малолетка пялюсь на ее прикрытую простым хлопком грудь, а у самого в голове так и мелькают одна за другой картинки того, как я спускаю лямки ее сорочки вниз. Странное дело, вместо того, чтобы в своей обычной манере что-нибудь сказать или сделать, Таня рассматривает меня, совершенно не стесняясь этого. Собственно, мы оба играем в гляделки. Непозволительно долгие гляделки, в которых никто почему-то не спешит произнести и звука. Не понимаю, чего меня так ведет при виде этой ведьмы. Но сейчас у нее действительно завораживающий вид, одни распущенные волосы чего только стоят. А глаза… ну точно ведьма. Без сомнений. Ставлю руки по бокам от Таниной головы и наклоняюсь, как можно ближе.
— Танюша, а тебя с детства не учили, что подглядывать нехорошо? — шепчу ей на ухо, едва касаясь губами ее волос. Черт, и запах тот же, кокос и ваниль.
— А я не подглядывала, у вас дверь была открыта, — закрывая глаза, произносит Таня.
Опускаю взгляд на ее сомкнутые запястья, прижатые к животу и понимаю, что она самым настоящим образом волнуется, и еще больше это подтверждает, когда я, как бы невзначай, касаюсь пальцами ее шеи.
— Ты меня соблазнять пришла что ли в таком виде? — вновь шепчу ей на ухо, вдыхая запах ее волос. — Стояла и любовалась мной, пока я ворковал над кроваткой, да, Танька?
— Не льстите себе, — уверенно произносит Таня, открывая глаза. — Я смотрела на вас без какого-либо подтекста и вообще не на вас, а на ребенка.
— Ну да, ну да. Считай, что я поверил.
В упор смотрю на ее губы и не в силах отвести от них взгляд, делаю то, чего никак не ожидал от себя, особенно с учетом того, что я не любитель целоваться. Наклоняюсь к Тане ближе, обхватывая одной рукой за шею и сам тянусь к ее губам. Вот тебе и на, Меркулов. Сколько женщин тянулось ко мне в надежде это сделать, а я нос воротил. А теперь сам же и лезу. Губы у нее очень приятные, мягкие и теплые, ни капли не напоминающие накачанные вареники. Такие реально хочется целовать. Только бесит факт того, что Таня безучастна. Причем совершенно. Она даже не пытается этого скрыть, и ведь не отталкивает, зараза такая. И только через несколько секунд активного изучения ее губ, я как пещерный человек притянул ее ближе к себе, зарывшись двумя руками в ее шелковистые волосы. Тут уже видимо, Таня не выдержала и начала мне отвечать, но как-то неумело что ли. И только через несколько секунд продолжающегося утреннего безумства, мой мозг посетила занятная мыслишка: Таня попросту не умеет целоваться! Усмехнулся сам себе и отстранился от несколько потерянной ведьмы. Хотя сейчас она никакая не ведьма, а самая что ни на есть обычная девушка.
— Татьяна, у меня для тебя новость, — шепчу ей в губы, ощущая, как ее сердце отбивает чечетку. — Ты совершенно не умеешь целоваться.
Раз секунда, два, и эта мымра кусает меня за губу.
— Да ты издеваешься что ли?! Второй раз за несколько часов!
— Это, чтобы было понятно, что не надо ко мне лезть со своими слюнями! — отталкивает меня и демонстративно вытирает губы тыльной стороной ладони.
— Ясно, пираньюшка моя кривозубая, надавил на больное, да? Постойте, постойте, Татьяна Батьковна, не только вы умеете играть в психолога.
— Кривозубая пираньюшка? Кривозубая?! Вы серьезно?
— Конечно, серьезно. У тебя передние зубы кривые.
— Знаете что, это даже для вас слишком. Мстя маленького обиженного мальчика за щель между передними зубами и вот я уже кривозубая. Ну, круто, товарищ Меркулов.
— Ты меня утомила. Значит так, товарищ Меркулов идет на утреннюю пробежку с Тимошей, а ты, пираньюшка моя кривозубая, готовишь товарищу завтрак к шести утра. А дальше кормишь Машу смесью, пока я буду наслаждаться девственно чистым июльским утром на террасе и завтраком с чашечкой ароматного кофе. В еду мне не плевать и ничего не подсыпать. Проверю по камерам. Увижу-я тебя всю обслюнявлю. Вопросы есть, лапасюня?
— Есть. Вы уезжаете на работу и оставляете Машу со мной?
— Не знаю, после прогулки решу. Иди работай, пираньюшка, раз так рано встаешь.
Разворачиваюсь и иду к лестнице, попутно обследуя нижнюю губу. Вот же зубастая, не хватало мне еще в доме самых настоящих пираний. Уже ступив на лестницу обернулся назад, осмотрел Таню, стоящую ровно на том же месте.
— Танечка, и чтобы в таком наряде больше не выходила за пределы своей комнаты. Только в парандже, дорогая, только в ней. Ладно, я шучу. А то еще и вправду напялишь на себя это. Будет достаточно просто одежды, пираньюшка моя.