Я же бать, или Как найти мать
Шрифт:
— И что, Павел, вы предлагаете мне ее отрезать и оставить за порогом?
— Нет, я не на такой зверь как некоторые, — целую Таню в губы, а самого пробирает на смех. — Слушай, а на кой черт ты тогда заставила меня это сделать?
— Я чувствовала от ботинок плохую ауру, вот и все.
— Сейчас мне хочется тебя придушить.
— Ну хорошо, что не отрезать мне голову и оставить ее за порогом. Вот тогда у меня точно не останется шансов, — смеясь произносит Таня.
— Точно. Без шансов.
— Это ты
— Да так. Тань, еще ночью хотел спросить, а ты не напомнишь мне, что это такое? Мне кажется, где-то я уже это видел, — достаю из-под простыни купленные мною трусики и приподнимаю их вверх.
— Не помню такого. А что это? — пытается сдержать улыбку Таня.
— Мое белье.
— Не думала, что ты носишь женское белье.
— Вот совсем не смешно. А ведь кто-то говорил, что не наденет его, прям с пеной у рта.
— Это была необходимость.
— А что так? Последние трусы порвались?
— Точно.
— Святые угодники, оказывается их надо было просто порвать.
— Прекрати, — смеясь произносит Таня, зарываясь пальцами в мои волосы. — Нам надо вставать.
— Зачем? Сегодня выходной и даже у меня.
— Паш, ты совсем не помнишь, что у тебя есть дочь?
— А причем здесь моя дочь? Маша не плачет. Она сыта и дрыхнет, чего тебе надо, женщина.
— И тем не менее, нам надо вставать. Как раз сейчас она проснется. Я пойду готовить завтрак, а ты ее покормишь и проверишь памперс, да? — гладя меня по щеке, как-то по-доброму интересуется Таня.
— Да.
— Тогда отпусти меня и верни белье.
— Да, пожалуйста, — перекатываюсь на спину и отдаю Тане трусики. — Я хочу блинчики со сгущенкой и кофе без плевка.
— Я постараюсь.
Постаралась Таня на славу, даже и придраться было не к чему. Завтрак как в лучших домах, даже с сервировкой не подкачала. В итоге, со скрипом, но Таня все же согласилась провести выходной не в парке, а на берегу озера в загородном кафе. О том, что принадлежит оно мне, знать ей совершено не нужно, как собственно и о том, что ночевать мы будем тоже не дома.
— Ты все взяла? Памперсы не забыла?
— Не забыла.
— Тогда на выход, — беру коляску и направляюсь к машине.
Глава 32
— А я думала мы будем сидеть в душном кафе, с кучей народа, где каждый второй будет жаловаться на то, что «ваш ребенок слишком громко плачет».
— А знаешь, я и сам такой же. Терпеть не могу, когда рядом со мной орут дети, — ложусь на покрывало рядом Таней и Машей и открываю бутылку газировки. Протягиваю Бдушкиной стаканчик, но та только кривит нос. — Чего? Ты же сама сказала, что хочешь пить.
— Но сейчас же ты не такой? Ну изменил отношение к детям?
— Нет. Не надо строить иллюзий. Мне как было плевать на чужих детей, так все и осталось. Я не обязан любить чужих невоспитанных детей. А свое-это совершенно другое. И если ты сейчас скажешь, что ты любишь всех вокруг детей, я утоплю тебя вот в этом водоеме. Ненавижу лжецов.
— Не скажу. Я говорила о другом. Как раз о Маше. Я думала с помощью нее ты изменил отношение не только к детям, но и к остальному.
— Не менял я никакого отношения, Тань. В моем возрасте тяжело что-либо поменять и тем более измениться самому.
— А ведь ты сейчас врешь, — приподнимаясь на локти, бросает Таня. — Я более чем уверена, что ты никогда не проводил так время и не делал всего того, что делаешь сейчас. Значит ты уже поменялся. И не спорь. Все, не хочу портить такой день.
— И не надо.
Таня берет Машу к себе на колени и начинает самым настоящим образом ее тискать. Нравится ли мне эта картинка? Не знаю. Противоречивые чувства, вроде и хорошо, и одновременно бесит. Так не сюсюкаются с чужими детьми, или делают это с определенной целью. Первый вопрос до сих пор остается нерешенным. А второй еще хуже. Если кто-то действительно ее подослал, чтобы войти в мое доверие и влюбить в себя-это трындец как плохо, потому что это уже произошло.
— Тань, а поклянись жизнью Маши, что тебя никто ко мне не подослал.
— В смысле? — поднимая голову и морща свой нос, уставилась на меня Бдушкина.
— В прямом. Не делай из себя дурочку.
— Я не буду клясться Машей. Просто скажу, что меня никто не подсылал и я ни на кого не работаю. А верить или нет-это уже твое дело.
— Ладно, прости. Будем считать, что я тебе верю. Бдушкина?
— А?
— А ответишь мне на несколько личных вопросов?
— Ну давай попробуем.
— Только делать ты это будешь быстро, не раздумывая как выгоднее отвечать.
— Давай.
Ложусь на покрывало так, что Маша оказывается между нами двумя. Но благо это не мешает мне смотреть Тане в глаза.
— Клубника или малина?
— Черная смородина.
— Сладкое или соленое.
— Сладкое.
— Ты любишь море?
— Никогда там не была.
— Ты медсестра?
— Нет.
— Ты реально видишь сны?
— Да.
— Сколько у тебя было мужиков?
— Один.
— Ты в меня влюбилась?
— Да.
Вот же парадокс, последним моим вопросом должен был быть «ты мать Маши?», а вместо этого скатился до банальщины. Хотя кого я обманываю, мне же приятно это слышать.
— Бдушкина?
— А?
— А ведь ты проиграла. Ты мне как-то втирала про то, что я по тебе буду сохнуть, а ты нет.
— Ну… все мы ошибаемся.
— Точно. Так скажи мне, Бздушкина, какого лешего ты представилась медсестрой?
— А блиц опрос закончен, Пашенька. Тут я и соврать могу, сам же понимаешь.