Я же мать

Разиля

Борю не надо просить дважды, он за мать и жизнь отдаст.

– Хорошо, мама. Ты не бойся, я скажу, что это я его… – он не мог выговорить «убил».

Что происходило дальше он плохо помнит. Приехала скорая помощь, констатировала смерть, вызвали милицию. Полный дом народу, все чем-то заняты, что-то пишут, что-то спрашивают.

– Это я, это я, – как попугай твердил Боря.

– Собирайся, – сказал ему следователь.

3

Борис по – большому счету был домашний

мальчик, никогда не убегал из дома, как многие его сверстники из неблагополучных семей. Не мог он жить вне дома, и бросить мать не мог.

Попав в тюрьму у него случился шок. Он бы расплакался, если бы был девчонкой, в чем его всегда упрекал отец. «Ведешь себя как девчонка. Что вцепился в мамкину юбку?» – презрительно говорил он. Ночь провел в обезьяннике, а утром перевели в камеру. Осторожно перешагнул порог камеры, держа впереди себя свернутый матрац и пакет с вещами и едой, что впопыхах собрала мать. Замер на месте вглядываясь. Мрачная, серая камера с тусклой лампочкой, пропитанная запахом табака, мужским потом и испражнениями. Все это глубоко въелось в поверхность стен и потолка. Камера никогда не проветривалась, даже узкое окно с решеткой не открывалось. Подкатил ком к горлу, нечем дышать, от резкого удушья навернулись слезы на глаза. Мог потерять сознание и упасть на пол. Чужда была сама атмосфера тюрьмы, каждая клеточка организма сопротивлялась и отторгала. Четыре паренька, уставились с любопытством на него, ждали каких-то действий. Борис с трудом подавил тошноту и сглотнул ком, лицо побледнело и над губой выступили капельки пота.

Он понимал надо что-то сказать.

– Привет, – сказал он, как поприветствовал бы своих одноклассников или друзей.

– Привет, – поздоровались с ним.

– Курить есть? – подскочил ловкий парень.

– Нет, – Борис не курит, но незачем им все знать.

– А что есть? – спросил тот же настырный парень и выхватил пакет.

Остальные наблюдали. Борис посмотрел на них с молчаливым вопросом.

– О, хавчик, – обрадовался наглый вымогатель, выкладывая продукты на стол. – А это что? Штаны! Кому? – спросил у сокамерников.

– Давай мне, – сказал один.

– Отдай, – не очень убедительно сказал Борис.

– Это что? Трусы. Кому? – все промолчали. – Никому, – бросил на пол.

Это Бориса разозлило, он положил матрац на свободное место и схватил пакет. Но парень не собирался отступать и дернул пакет так, что он порвался на две части и остатки вещей выпали на грязный пол.

– Тебе, что для пацанов жалко хавчика? – налетел парень на Бориса, явно провоцируя на драку.

– Это мое, не тронь, – сказал Борис.

– Здесь все общее, понял? Твое только, что в туалете наложишь, – парню хотелось проучить новичка, чтоб знал куда попал и кто в доме хозяин, схватил за грудки.

Борис всегда спокойный парень, никогда не сталкивался с таким быдло. Они с друзьями не унижали друг друга такими оскорблениями. Как нормальный мальчишка, которого учили давать сдачу, он оттолкнул своего соперника. Но он не знал здешних правил.

– Вот это ты попал, – довольно сказал парень. – Ну что пацаны

научим салагу уважать и бояться.

– А одному слабо? – спросил Боря, как нормального пацана.

Никто не обратил на его слова внимание, кодекс чести – это не про них. К нему подступили два приблатненных паренька у одного в руках появился самодельный кастет им он и врезал Борису в лицо. Другой пнул в живот. Борис согнулся пополам, а удар сверху по шее свалил с ног. По джентельменским правилам лежачего не бьют, а по уголовным правилам – добивают ногами. Надо было записаться на бокс с Петькой – с сожалением подумал он. Боря сгруппировался, прижав колени и голову к груди и прикрыл голову руками. Удары приходились по почкам, голове, рукам. Били с остервенением, мстили за то, что им не повезло и что они здесь. За то, что скучно и давно так не развлекались.

– Хавчик, отвали, – приказал спокойно сидевший на нарах парень, перекидывая четки.

– А что я для себя, что ли стараюсь? – обижено загнусавил Хавчик.

Борис оставался лежать, любое движение приносило невыносимую боль. Никогда еще так жестоко он не был бит. Получил за просто так, как «С добрым утром». Оторвал руки от лица, попытался сесть.

– Звать как? – спросил серьезный парень.

Борис понял, главный здесь он. Тяжело поднялся, одним глазом не видел, его закрыл огромный отек.

– Борис.

– Кастет, – представился тот, но руку не подал, продолжал перекидывать четки. – Садись знакомиться будем, – указал на лавку у стола. – Это – Хавчик и Шпак, с ними ты уже знаком. А там Лазарь, – головой махнул на парня.

Все ребята были старше и крепче его.

– За что посадили?

– 105, – с трудом выговорил Борис статью, которую услышал впервые от следователя.

– Ого, – удивился Хавчик, – а так и не скажешь.

– Кого убил то? – поинтересовался Кастет, окинув взглядом щупленького мальчишку. – Мышку что ли?

Сидельцы заржали.

– Нет. Отца, – голос дрогнул.

– Ну ты даешь? Батю что ли? – Подсел на скамейку Лазарь.

– Ты мне Лазаря не пой, – сказал Кастет.

– Я не пою, фамилия у меня такая, Лазарев, – объяснил он. – А за что?

– За дело, – без объяснений ответил Борис.

– Я бы то же своего убил, только я не по этой части, – небрежно сказал Лазарь.

– Не по этой, – хмыкнул Кастет. – Мочи не хватит у тебя. Вон твое место, – указал Кастет Борису на нары, – Считай прописался.

– Гладышев на допрос.

Борис вышел в коридор.

– Лицом к стене, руки за спину. Вперед. Пошел. Стоять.

Он много раз видел это в кино и никогда не обращал на это внимание. Как странно, ты еще не осужден, но стоит только попасть в камеру и все, с тобой обращаются как со скотиной. Скотник может погладить и приятное слово сказать Буренке, а охранник может дубинкой огреть. Это расстраивало и пугало без привычки.

Следователь с седой головой и умными усталыми глазами мужчина предложил присесть напротив стола.