Я знаю, чего ты хочешь. Как просчитывать мысли и поступки окружающих
Шрифт:
23 декабря 2001 года
Лонг-Айленд, Нью-Йорк
В этот серый зимний день мне дали задание проследить за лицами, исключавшими участие русских в прошедших терактах. В том имелся здравый смысл, потому что каждый в нашем офисе анализировал зацепки, имевшие отношение к 11 сентября, а я в свою очередь занимался Россией с самого начала своей карьеры федерала.
Мой руководитель свел меня с секретным информатором, который работал на русскую контрразведку для нас (на нашем шпионском жаргоне такой человек называется «конфиденциальный источник информации» – КИИ). Ранее этот информатор решительно отказывался говорить о событиях 11 сентября со своим текущим оперативником-куратором.
У меня ушло два часа, чтобы добраться до комфортабельного особняка Лео, расположенного в районе, в архитектуре которого преобладал датский колониальный стиль. Дом находился рядом с лесистым районом западного Вавилона на Лонг-Айленде. Когда я туда доехал, а этот путь занял около пятнадцати часов, мои нервы были на пределе. Пока я стоял на крыльце дома Лео, тот не спеша прошаркал к двери. Он двигался и вонял так, будто был пьяным.
Так вот, я стоял на пороге, пытаясь спасти весь этот чертов мир, а Лео, этот старик, крал у меня драгоценное время. Он меня натуральным образом взбесил. Той зимой не нужно было сильно стараться, чтобы вывести меня из себя.
Вместо того чтобы отступить в сторону и дать мне войти, он сказал:
– Чтоб я тебя видел тут в последний раз, – и выглянул на улицу, осматривая окрестности.
– Почему?
Лео был взбешен, потому что почувствовал мой гнев? Вероятно. У него был пронзительный взгляд в любом состоянии – хоть в пьяном, хоть в трезвом.
– Соседи, – ответил он.
– Я думаю, не стоит впадать в паранойю, сэр.
Это еще было мягко сказано, подумал я, но было бы неплохо сбить с него спесь, обломать рога. Тогда я думал, что для психики полезно время от времени давать выход эмоциям. Но я бы никогда не сказал ничего подобного вслух, и не потому, что тогда я был словно мистер Хорошие Манеры [6] . Просто в этом не было никакого смысла. А хорошие менеджеры в любом бизнесе не тратят напрасно слов на банальные наблюдения. Каждая буква каждого слова, произносимого ими, продвигает их ближе к конечной цели.
6
Имеется в виду Джудит Мартин, американская колумнистка и писательница, пишущая статьи по этикету и хорошим манерам. – Прим. пер.
Лео немного отступил назад и сказал с полурусским-полуквинсовским акцентом:
– Да у тебя длинный язык.
Именно поэтому я бы никогда не сказал ничего подобного сейчас. Такие разговоры только усугубляют ситуацию и ведут к конфликту. Я еще остановлюсь на этом аспекте в дальнейшем. Кроме того, я считаю, что искусство «просто быть собой» слишком уж перехвалено, а достоинства
Я стоял на своем, как сделал бы любой хороший морпех или агент ФБР – во всяком случае, я так думал. Я просто хотел войти, сделать свое дело, выйти и вычеркнуть Лео из своего списка заданий к чертовой матери.
Он открыл дверь пошире и провел меня в гостиную, где стоял великолепный бар со множеством напитков. Лео бросил четыре кубика льда в свой стакан и сказал:
– Я был в лагере военнопленных во время Второй мировой войны и научился любить лед. Там у нас его не было, конечно. – Он плеснул в стакан водки. – Выпьешь?
Я помотал головой.
– Они называли лагерь центром перемещенных лиц, – продолжал Лео. – Хотя никто туда не «перемещался». Нам говорили, что около десяти миллионов таких же несчастных жили за колючей проволокой. Я провел там пять лет, в постоянном голоде. Когда я спросил, можно ли мне поехать в свою деревню, чтобы проведать семью, мне ответили, что не стоит… Как ты сказал? Не стоит впадать в паранойю. Они говаривали: «Не стоит волноваться о том, что находится за пределами твоего контроля». Это было бессмысленно. Нам не нужно было беспокоиться о том, что мы не могли контролировать. Опасность всегда исходит от того, чем мы не можем управлять.
– Так вам удалось в итоге вернуться в свою деревню?
– В конце концов да. Но за свой счет, – взгляд его стал отсутствующим на какое-то время. – От нее осталась только одна земля. И руины.
Лео не стал распространяться насчет своей семьи, а я не настаивал. Если бы я тогда знал то, что знаю сейчас, я бы поупорствовал, хоть и деликатно, но исключительно для чужого блага. Когда вы даете другим людям больше, вы и получаете больше. Но тогда я бы усмотрел в таких словах иронию.
Русские, просвещал меня Лео, приканчивая выпивку, потеряли 20 миллионов человеческих жизней во Второй мировой войне, в то время как американцы – всего полмиллиона. В сорок раз больше страданий, если только призадуматься.
– Поэтому мы и прибрали к рукам Восточную Европу, – сказал он. – Мы впали в паранойю. Но даже за барьером железного занавеса еще двадцать миллионов человек было убито.
Получается, война увеличила суммарные страдания русских в 80 раз по сравнению с потерями Америки. Я, должно быть, выглядел робко и глуповато, потому что впервые Лео улыбнулся, но это была жуткая улыбка. Мне хотелось побыстрее приступить к делу.
– Я понимаю, что вы не в восторге от ваших текущих контактов в бюро, – сказал я.
– С ФБР всегда на первом месте дела, – сказал он с мрачным лицом.
Еще одно оскорбление. На это мой тупой разум шепнул мне: «Нанеси ответный удар!»
– Я слышал, – сказал я, пребывая в полной боевой готовности, когда почти нечего терять, – будто чтобы дать человеку что-то, нужно для начала что-то получить. Это прямо-таки как… – мне пришлось сделать паузу, потому что я собирался нанести подлый удар, – …как если бы вы были двойным агентом.
– Все агенты двойные, дорогой мой, – ответил Лео.
На том дело и закончилось.
Но только с моей точки зрения. Как мне вскоре предстояло выяснить, ничего из сказанного мною не было важным. Единственное, что имело тогда значение, – это точка зрения моего собеседника. Застряв в догматах своего восприятия, я обнаружил, что наш диалог был равносилен разговору с самим собой в пустой комнате. Если бы я вступил с Лео в перепалку, то оказался бы по уши в дерьме – так я думал в то время. И это был бы лучший способ научиться плавать в бассейне с акулами. Вот как далеко я зашел в своем воображении. Я почти научился думать как агент за прошедшие несколько лет, но до сих пор не умел мыслить как специалист по поведенческому анализу.