Яблоки из чужого рая
Шрифт:
– Видишь, а ты боялась, – проницательно заметил Сергей, открывая перед Аней дверцу. – Знаешь, что Раневская говорила, когда ее сосед подвозил на таком вот транспорте? «Какое это… гадство со стороны правительства!» – вот что.
Кажется, он только в последнюю секунду решил заменить то, что на самом деле говорила Раневская, словом «гадство». Аня расслышала в его голосе легкую заминку и засмеялась.
– Развеселилась? – спросил Сергей. – Ну и хорошо, тогда поехали.
Это было так неожиданно и так приятно – то, что он, оказывается, хотел ее развеселить, – что Аня чуть не покраснела, хотя вообще-то не краснела даже от очень сильного
Но внимание к ее смущению и веселью этого совсем взрослого студента, которого она впервые увидела всего десять минут назад, так ее поразило, что впору было и покраснеть.
Внимание мужчин, да и не мужчин, конечно, а просто мальчишек, – это был один из самых сложных вопросов Аниной жизни. Его просто никогда не было, этого внимания. Одноклассники, и ребята из параллельного, и из старших классов относились к ней в общем-то неплохо – не издевались, не сторонились, как ябеды Светки Малышевой, – но при этом не испытывали к ней ни капли того интереса, который давно уже испытывали ко многим другим девчонкам. Аня не могла даже представить, чтобы кто-нибудь из них позвонил ей и пригласил пойти в кино, хотя бы и в большой компании, не говоря уже о чем-то более индивидуальном. Никто не имел ничего против нее, но никто и не замечал ее отсутствия и не приходил в восторг от ее присутствия.
Это было для Ани загадкой – вот этот секрет внешнего внимания вообще, и мужского внимания в частности. Почему одни девчонки, даже не самые красивые, привлекают его сразу, а другие не привлекают никогда? И главное, почему она относится к этим «другим»?
«Конечно, внешность у меня самая обыкновенная, – рассуждала Аня, глядя в зеркало. – Не кривая, не косая, нос тоненький, не картошкой, но взгляду зацепиться не за что. И фигура обыкновенная, и даже походка. Но ведь и у Иры Смирновой, например, тоже все самое обыкновенное, и глаза тоже просто серые, как у меня, а за ней полкласса бегает. А почему?»
Ответа на этот вопрос раньше она найти не успела. А теперь, глядя во внимательные – к ней внимательные! – глаза этого Сергея Константиновича, который посматривал на нее, пока мотор его «Запорожца» раскочегаривался с оглушительным треском, теперь Аня вдруг поняла, что уже не ищет ответа.
Все, что было до встречи с ним, – все это было раньше, а теперь все стало другое, и она сразу почувствовала это так же отчетливо, как если бы вдруг надела очки с малиновыми стеклами и увидела бы, что дом на углу Чехова и Садовой-Триумфальной из бело-желтого сделался розово-багряным.
А почему так – это было еще более непонятно, чем все «почему», которые были в ее жизни до сих пор.
Глава 8
Матвей вернулся из Владикавказа мрачнее тучи. Анна поняла это сразу, как только он позвонил ей и сообщил, что уже дома и пусть она не волнуется.
– Матюша, я приеду? – спросила Анна.
Она была уверена, что сын начнет отнекиваться, говорить, что устал и срочно заваливается спать на ближайшие пятнадцать часов, и тогда придется решительно настаивать на своем, убеждая его в необходимости маминого немедленного появления.
Но, к ее удивлению, Матвей довольно вяло ответил:
– Сейчас? Приезжай, я дома буду.
Как
Когда-то Сергей пытался ее учить, но после двух-трех уроков без объяснения причин сказал, что лучше это мероприятие бросить. И Анна с удовольствием его послушалась, потому что боялась машину, совершенно не чувствовала ее и, главное, не чувствовала никакой радости от того, что сидит за рулем и нажимает на педали.
А может быть, дело было в том, что она мгновенно училась только необходимому, а водить машину – это не было необходимо, потому что ее водил Сергей. Анна любила ездить с ним и смотреть, как он это делает.
А потом, когда она перестала ездить с мужем и, словно девчонка, поглядывать на то, как лежат на руле его руки, – у нее уже было достаточно денег, чтобы при необходимости вызывать такси. Так что учиться водить все равно оказалось не нужно, и очень кстати: в ней к тому времени почти угас интерес к новым навыкам и впечатлениям.
А потом она купила для редакции синий «Рено» и взяла на ставку шофера, потому что это было удобно для всех, а не только для нее. Такая возможность появилась к тому времени, когда всякое обустройство собственной жизни уже казалось Анне скучными хлопотами.
На этом синем «Рено» с шофером она и поехала к Матвею.
Вообще-то Анна старалась не слишком докучать сыну своими посещениями. Да и застать его дома было не так уже легко. Характер у ребенка с детства был непоседливый, и, если Матвей не был увлечен книжкой – а это, к счастью, все-таки бывало часто, – то на его присутствие в квартире можно было не рассчитывать, как в детстве, так и теперь. К тому же теперь, если он был дома, то при нем почти наверняка находилась какая-нибудь девица. Анне не то чтобы было это неприятно – с чего бы? – но она не хотела вмешиваться в эту часть жизни сына: помнила, как ей самой претило когда-то такое вмешательство.
Как только он открыл дверь, Анна поняла, что не ошиблась в своем телефонном впечатлении. Матвей действительно был мрачен, и не только мрачен, но как-то… подавлен, что ли. Это было так необычно, так непривычно в нем, что Анна встревожилась еще больше.
– Как ты съездил? – спросила она, целуя его на пороге квартиры. – Я пройду?
– Ты, ма, как будто к королеве Елизавете пришла, – улыбнулся он. – У меня же не Виндзорский замок – проходи без спросу.
Улыбка совсем не оживила его лица. Она даже жалкая какая-то получилась, и глаза не заблестели, как это всегда бывало, когда он улыбался. К тому же он был небрит, и темная щетина придавала ему еще большую мрачность.
В комнате, впрочем, царил обычный для Матвея порядок. Когда-то Анна по пятам ходила за ним и требовала, чтобы он убирал за собой постель – «зачем, все равно же вечером расстилать?!» – чтобы не оставлял свою тарелку в пустой раковине, а мыл ее, чтобы вешал одежду не на спинку стула, а в шкаф и делал еще множество излишних, с его точки зрения, вещей.
Да что Матюша – даже Сергей считал ее настойчивость чрезмерной!
– Смотри, Анюта, – говорил он, – никто еще не доказал, что занудливый мужчина лучше, чем неряшливый.