Ядовитый полигон
Шрифт:
– Пойдем, Пехлеван, показывай дорогу, – предложил я.
– Не торопись, напоследок полюбуйся небом и дай мне посмотреть на человека, который меня предал… – Взгляд его штыком упирался в Илдара. Но парень оказался не робким – если уж решился, то будет стоять до конца.
– Если уж говорить о предательстве, то следует еще посмотреть, кто предал, – смело возразил он. – Что стало с моими товарищами, которые вместе со мной и с тобой ездили в дом ювелира?
Пехлеван вдруг покраснел так, словно лицо его было готово вот-вот лопнуть. Пунцовая краска была видна даже на смуглой коже. Если человек умеет краснеть, это хороший признак. Значит, у него еще есть совесть. Но привычная хамская манера поведения одержала убедительную победу над совестливой натурой.
– Я не был там, куда их послал. Потом только узнал, что они пошли через минное поле без разведки. Сами виноваты. Но ты, Илдар, мне заплатишь за то, что мне пришлось оправдываться. Я этого не забуду.
– А сколько ты мне заплатишь за участие в нападении на ювелира? Ты обещал, помнится, взять себе четверть, а остальное хотел распределить между всеми. Из всех остался я один. Но слово мужчины было сказано. Так ты отдашь мне семьдесят пять процентов или убьешь за эти драгоценности, как убил других?
Илдар оказался не так прост, как мне казалось раньше. Он нашел единственный на сто процентов правильный ход, чтобы обезопасить себя. Обвинив Пехлевана публично, он тем самым сделал его своим защитником. И если с Илдаром что-то случится, то все будут считать, что Пехлеван расправился с ним, чтобы не делиться добычей. А Шахмардан Саламович, как я уже понял, очень дорожил своей репутацией.
От такого поворота Пехлеван растерялся. Но растерянность длилась недолго, и он резко перешел к основной теме дня:
– Ну, что мы встали? Идем. Время не ждет!
И первым развернулся на сто восемьдесят градусов…
Поляна, выбранная Пехлеваном для схватки, была по другую сторону дороги от дома, возле которого мы с Илдаром встречались. Через нее вела тропа. Как я понял, это был короткий путь к трем строениям заброшенной фермы, где еще недавно собиралось местное ополчение и банда Нажмутдинова.
Поляна была вытянутой овальной формы и среди больших валунов казалась рукотворной. Около валунов, как мне показалось, собралось все мужское население села. По простым прикидкам, мужчин, стариков и детей было никак не меньше сотни. Все уже знали, что им предстоит увидеть, и выражали радость по поводу предстоящего события, приветствовали Пехлевана, а на меня посматривали с чувством торжества и превосходства. Невозмутимость в ситуации соблюдали, как мне показалось, только я сам и мои сопровождающие – Илдар и его отец Абумуслим Маналович. Хотя их невозмутимость, в отличие от моей, носила мрачноватый характер. В мою возможность что-то противопоставить Пехлевану не верил никто.
Но, главное, что в это верил я. Более того, я был уверен в себе.
Мы остановились на одном узком крае овала. Пехлеван, приветственно поднимая обе руки, прошел круг и остановился у другого края, с противоположной стороны. Бронежилет с разгрузкой я оставил в отведенной мне комнате. Здесь же снял с себя бушлат и пистолет-пулемет, передав все это в руки Илдару.
– Трубка в кармане, если понадобится позвонить, – предупредил я Абумуслима Маналовича.
Старик молча кивнул и показал мне, что Пехлеван в одиночестве пошел на середину поляны. Значит, и мне следовало идти. Я пошел. Мы остановились друг от друга в трех шагах.
– Я знаю, что даже бои без правил имеют свои правила, – сказал я громко, чтобы было слышно всем. – Какие правила мы с тобой будем соблюдать?
– Какие хочешь, – самоуверенно и даже надменно сказал противник. – Я тебя уничтожу по любым правилам.
– Хорошо. Попытайся. Только я тоже очень постараюсь, – я соблюдал невозмутимость. – Будь готов к этому. Правила установим простые: не пинать в пах и не таскать, как бабы, друг друга за волосы, поскольку мы мужчины. Все остальное разрешается.
Второе условие было, скорее всего, лишним, поскольку и он, и я были подстрижены так коротко, что ухватиться за волосы можно было разве что кончиками пальцев. Таскать человека за такие волосы или просто придержать, ставя в более удобное положение для удара, было невозможно.
– Согласен, – Пехлеван сердито снял с себя камуфлированную куртку и обнажил мощный волосатый торс. Когда он был в одежде, казалось, что Пехлеван даже животик нарастил. И только без одежды стало видно, что это не животик, а мощнейший брюшной пресс, которому позавидует любой культурист. – Еще одно условие: победитель имеет право добить противника. Что хочет, то и делает с пленным. Хоть на костер его кладет.
Он проверял мою решимость. Но решимости мне было и без того не занимать, иначе я на схватку бы не напрашивался.
– Согласен.
Пехлеван и этим не удовлетворился. Ему хотелось запугать меня, придавить до того, как мы сойдемся вплотную. И потому следующее его условие прозвучало уже с откровенными угрожающими нотками:
– А если нет желания добивать, можно в плен взять.
Меня его настойчивость даже обрадовала.
– И на это согласен. Только что я с таким пленником делать буду? У меня теперь в распоряжении нет взвода, чтобы караул выставить.
Голос показал, что противник мой обескуражен тем, что его угрозы не действуют.
– Пленник дает слово не сопротивляться. На свое слово я надеюсь.
– Я на свое – тоже…
Пехлеван был уже готов к схватке. Пора было и мне подготовиться окончательно.
Изначально я раздеваться не хотел, но подумал, что, оставшись в куртке, дам противнику дополнительную возможность совершить захват. Хотя он не самбист и не дзюдоист, но что такое возможность захвата за одежду, понимает наверняка. И лучше не давать ему тех возможностей, которых можно избежать. Все же я относился к противнику серьезно, хотя и рассчитывал закончить схватку как можно быстрее; даже построил планы на разные варианты боя. Но все зависело от поведения самого Пехлевана. Я сумею подстроиться под любую его манеру проведения схватки.
Пехлеван бросил свою куртку на землю. Я свою – тоже, поскольку Илдар стоял далеко, и передать ее на руки было просто некому. Сбоку к нам подошел какой-то старик с посохом. Что-то сказал на своем языке, но обращался явно к нам обоим.
– Это судья, – Пехлеван поморщился, но перевел, хотя роль переводчика ему явно пришлась не по душе. – Его старейшины выбрали. Он даст команду к началу схватки и отойдет, чтобы нам не мешать. Ты готов?
– Готов, – спокойно ответил я.
– А я – тем более…