Йага. Колдовская невеста
Шрифт:
– Больно?
Рьян вздрогнул. Давно ему таких вопросов не задавали. Придумала тоже! Мамку, что ли, изображать станет?! Он досадливо дернул коленом, скидывая руку ведьмы.
– Не твоего ума дело.
– А зверем ты посговорчивее, чем человеком. – Злой румянец вспыхнул на загорелых щеках, и Рьян лишь теперь заметил темные пятна веснушек на них. – И поприятнее.
Она вскочила, и молодец за ней.
– А я к тебе в друзья и не набивался!
– А я и не взяла бы!
– Зато серьги ничего, взяла. Бабы!
Йага открыла рот ответить что-то обидное, но захлопнула его. Не глядя залезла в карман передника, достала
А на площади начиналось действо. Отец Небо успел перекатить огненное колесо к западу, и теперь оно обнимало красноватыми лучами лоточников, столы с товарами и толпу зевак, ставшую теснее прежнего. И только небольшое возвышение, обложенное хворостом, словно бы темнело в круге света.
Рьян мысленно застонал. Это надо же было именно сегодня вытянуть дикую девку из леса! Прислушайся он к усмарю, в доме которого жил, маленько лучше, понял бы, что за праздник готовят в Черноборе! А он услышал про торг, а дальше разбираться не стал. Вот дурень!
Йага, как назло, не отправилась восвояси – полюбопытствовала, для чего народ собирается. И позволила толпе отнести себя ближе к возвышению, откуда продолжал вещать охрипший глашатай.
– Пожалуйте, гости дорогие, пожалуйте! Поклонимся отцу Небу за богатый урожай, накормим мать Землю за дары, коими она поделилась со своими чадами!
Рьян ломанулся вперед, но не тут-то было! К подножию подходил старый-престарый дед. Борода его подметала землю. Но не оттого, что была длинна, а оттого, что сам старик согнулся в поясе и едва двигался. За обе руки его поддерживали молодые нарядные парни – честь великая!
Каждый пытался хоть одежды старца коснуться, хоть на тень наступить. И до того плотно стояли, что не протолкнуться!
– Куда прешь, рыжий?!
– Понаехали тут! Звал их кто…
Вслед северянину сыпались ругательства. И верно, не любили в Срединных землях таких, как он. Живы еще были те, кто застал немирные времена между соседними царствиями. Да и, что греха таить, Рьян и сам любви к срединникам не питал по той же самой причине. Вот только его жизнь сломал мир между странами, а не немирье.
Жрец между тем влез к глашатаю. Где-то рядом мелькнула копна волос цвета дубового корня. Близко… Слишком близко! Не поспеть вытащить ведьму до обряда!
А обряды у срединников были, Рьян ведал какие. Не всякий раз подобное случалось, но коль урожай собрали добрый, коль лето минуло жаркое да с дождями, коль есть, за что богов благодарить… Ох!
По мостовой ехала повозка. Запряжены в нее были дюжие молодцы, волокли – чуть не глаза из орбит вылезали! А как иначе-то, когда волокли не воз на колесах, а лодчонку, доверху заполненную снопами золотого зерна. На снопах сверху сидела девка. Такие в Срединных землях писаными красавицами зовутся. Крепенькая, сытая, коса до пояса, румянец на щеках алый, лихорадочный. Вот только глаза… Глаза смотрели не перед собой. Не на везущих ее молодцев, не на жреца. Смотрели они ку да-то, куда смертным смотреть не дозволено. Но то смертным. Девка же сегодня – божий дар. Глазами всевидящих и глядела.
И сказал бы Рьян, что девица красива, да рот ее был приоткрыт, а из уголков губ тянулись ниточки слюны. Видно, по своей воле на снопах бы не усидела… А народ вокруг радовался! Потрясал пучками колосьев, славил отца Небо и мать Землю, славил Ладушку – так звали хорошуху, вызвавшуюся возглавить праздник Урожая. Дурной обычай – играть в веселье, когда впору лить слезы…
Вот подволокли лодчонку. Жрец кивнул, и молодцы выпряглись, дождались подмоги и все разом подняли дар богам на руки, переставили на хворост. Девка только качнулась, но боле не двигалась.
Старец мазнул бородой по деревянным доскам, взобрался по приступке на край лодки – сам, без помощников! – и встал. Разом поясницу разогнул, как молоденький. Не глядя протянул руку, и один из провожатых вложил в нее широкий нож.
Рьян рванулся вперед. Пусть уж ругают, пусть поносят последними словами и плюют в спину, но ведьму надо уводить. Негоже, чтобы так ее селение встретило…
– Светлый отец Небо! – Жрец осекся, голос его стал болезненно высок, но быстро окреп. – Черная мать Земля! Вашей волею согрет урожай, вашей волею собраны плоды! – Старик коснулся щеки опоенной девицы, но та, словно на миг очнувшись, оттолкнула морщинистую ладонь.
Йага стояла совсем близко к жрецу, прижатая напирающими людьми. Те так и лезли – всем хотелось кинуть в воз, ожидающий дороги в небо, и свои колосья тоже. Ведь с ними вместе отправятся в мир иной беды и горести, грехи, что успели за год отяготить жителей Чернобора!
Рьян распихивал празднующих, но те пихались так же старательно. Нет, не поспеть!
– Вашими заботами не случится в нашем краю хворей, отступят… – голос вновь дрогнул, – отступят болезни, не сгниет урожай, не поляжет скот! Вашими заботами солнышко взойдет, а дождь умоет нас! Примите же, Боги, жертву добровольную! Отправляем в ваши объятия первую красавицу. Пусть напоит она вас, пусть накормит нашим угощением, пусть согреет постель отца Небо, пока мать Земля станет почивать под белым пологом!
Еще не договорив, жрец собрал в кулак волосы Лады на затылке, запрокинул ей голову. Всхлипнул, точно с девкой вместе затухала часть его собственной души, и ножом чиркнул по горлу. Хорош был нож, остер. Девка и не вскрикнула. Закричала другая. Йага закрыла ладонями вмиг побледневшее лицо, но даже так было видать несколько брызг, попавших на него.
Рьян успел только теперь. Преградившего ему путь мужика попросту снес, схватил ведьму, силой повернул к себе и обнял. Ну и что тут скажешь?! Плюнул на помост, одарив жреца таким взглядом, от которого у иных людей мороз по коже бежит. Но старику до того дела не было – его собственные глаза оказались пусты и безжизненны. Он взял протянутое огниво, высек искры… Хорошо занялась пшеница! Так хорошо, что сразу потонуло в дыму недвижимое тело девки, при жизни звавшейся Ладой.
Уйти с площади им никто не мешал. Люди все больше стремились, наоборот, застать действо. Они пели и кричали, спеша закинуть в разгорающийся костер колосья вместе со своими бедами. И ведать не ведали, что, избавляясь от старых грехов, повесили на себя новый, куда как страшнее.
Лесная ведьма походила на мертвянку. Ноги переставляла, сворачивала послушно, где надо, не противилась, когда Рьян ее под локти придерживал. И не молвила ни слова. До тех самых пор, пока не показалась в чаще изба на курах и коровьи черепа на шестах, охраняющие ее. Тогда Йага открыла рот: