Ягайло - князь Литовский

Левицкий Геннадий Михайлович

— Не сметь! Взять его живым! — Крикнул Андрей Ольгердович, видя, что воины уже собрались прикончить покушавшегося.

Два воина отбросили мечи и прямо с лошадей навалились всей тяжестью тел на убийцу. Тому даже нечем было защищаться, его нож остался в шее княжеского коня. Предварительно наградив его несколькими ударами, ратники скрутили руки за спину незнакомцу и подвели его к князю.

— Ты кто таков? — Спросил Андрей Ольгердович.

— Человек.

— Кто тебя подослал?

— Никто.

— За что же ты хотел меня убить? Что плохого я тебе сделал?

— Ты продался Москве и продал ей Литву.

Князь присмотрелся получше к этому человеку: на вид ему было лет сорок, высокий, широкоплечий — обличием он походил на дружинника. В его внешности ничего не было особенного, вот только глаза горели злобой и ненавистью. Князь смотрел в эти глаза и не мог понять, чем же он заслужил такую ненависть. Наконец, Андрей Ольгердович оторвал свой взгляд от незнакомца и пошел прочь.

— Что прикажешь с ним делать, князь? — Спросил подошедший воин.

— Повесить. — Коротко отрезал Андрей.

— Может, его перед смертью попытать, чтобы выдал сообщников? — Предложил воин. — Или имя того, кто его послал?

— Не надо. Я знаю своих врагов и без его признаний.

Воин удивленно пожал плечами и удалился исполнять приказание. Почему же князь запретил пытать своего несостоявшегося убийцу? Может быть, он пожалел этого человека, а может, и просто не захотел услышать имя человека, подославшего убийцу, не захотел, чтобы признания этого несчастного услышали его воины.

Подъехали Владимир Андреевич и Дмитрий.

— Князь Андрей! Давай разграбим этот проклятый город, чтобы не повадно было его жителям бросаться с ножами на князей, — предложил Дмитрий.

— Не следует этого делать, Дмитрий, — возразил полоцкий князь. — Иначе мы потеряем доверие остальных русских, населяющих Великое княжество Литовское, а без этого доверия невозможна наша победа. Я догадываюсь, кто послал этого человека.

— Кто же? — С любопытством в голосе спросил Владимир Андреевич.

— Позволь, князь, оставить пока что его имя в тайне. Прежде чем назвать его, я должен убедиться в его виновности. Хотя он и мой враг, я не хочу напрасно клеветать на человека. А может, этим человеком с ножом в руке двигали какие-то силы, неподвластные человеку, которые невозможно понять разумом.

Войско опять расположилось на отдых. Шло время, а военачальники ничего не предпринимали. Ратники начали выражать недовольство: добычи нет, провиант кончался, воинов с каждым днем кормили все хуже. Дружинники в поисках корма для лошадей, провианта и добычи начали небольшими отрядами делать набеги на окрестные села. Такие походы часто заканчивались кровавыми стычками с местными жителями, московское войско начало нести первые потери. И уж совсем не на шутку встревожились Владимир Андреевич и Дмитрий волынский, когда не вернулся в Стародуб целый отряд в пятнадцать человек, посланный ими за хлебом. Кроме того, из головы московских князей не выходил таинственный человек, покушавшийся на Андрея Ольгердовича.

Вскоре пришли вести о том, что из Вильно с войском выступил Ягайло. Встреча родных братьев — Андрея и Ягайлы — не предвещала ничего хорошего, хотя Андрей, руководствуясь больше чувствами, чем разумом, и желал ее. Он просил московских воевод двинуть свою рать навстречу великокняжескому войску. Еще раньше полоцкий князь слезно молил их не медлить, а тотчас же после взятия Стародуба двинуть московскую рать на Полоцк. Он уверял, что полочане также сдадут город без боя и присоединятся к московскому войску. Но малочисленность их воинства заставила воздержаться Владимира Андреевича и Дмитрия от такого шага.

В середине января 1380 года московское войско покинуло владения Великого княжества Литовского, так и не вступив в битву с приближавшимся Ягайлом. Вместе с ним в Москву уехал князь брянский и трубачевский Дмитрий Ольгердович с семьей, ближними боярами и воеводами, сдавшими Стародуб и Трубачевск. Дмитрий понимал, что Ягайло не простит ему измены. Московский князь принял Дмитрия Ольгердовича с честью великою и любовью, дал ему город Переславль со всеми его пошлинами.

Когда Ягайло узнал о почетном приеме, оказанном Дмитрием Ивановичем его второму брату-изгнаннику, то лишь произнес:

— Хитер московский князь. Этак он всех князей литовских переманит к себе на службу. Одно радует — их земли остались там, где и были — в Великом княжестве Литовском.

Мамай

Великий эмир Золотой Орды Мамай с утра рассылал гонцов во все концы необъятного ханства, принадлежавшего ему по праву сильнейшего. За этим занятием и застал его начальник дворцовой стражи, вошедший с каким-то человеком. Одежда его была сплошь покрыта пылью, грязью и имела довольно неприглядный вид. Если б он был одет несколько беднее, то вполне сошел бы за бездомного бродягу, но добротность наряда из довольно дорогой материи предполагали в нем человека, проделавшего немалый путь.

— Ты кого привел ко мне, Темир? — Спросил Мамай начальника стражи.

— Гонец из Кафы, — ответил тот.

— Очень хорошо, — обрадовался эмир и обратился к послу. — Какие вести ты принес?

— Первая колонна генуэзской пехоты выступила из Кафы, — ответил гонец.

— Сколько человек в колонне?

— Пять тысяч.

— Что ж, для начала неплохо.

Мамай щедро наградил серебром гонца, принесшего добрую весть, и приказал позвать Тюляка — визиря главного дивана, ведавшего всеми доходами и расходами.

— Тюляк, все ли деньги уплачены Кафе за наемников? — Спросил эмир вошедшего седобородого старца.

— Половина, великий эмир.

— Почему половина?

— Кафа задолжала нам налогами за два года. Что если, великий эмир, мы вычтем долг из платы за генуэзцев? — Предложил визирь.

— Сегодня же вышли в Кафу остальные деньги целиком и полностью. Иначе не сносить тебе головы. — Угрожающе предупредил эмир ревностного хранителя золотоордынской казны. — Долги свои будем собирать после победы над Москвой. А сейчас забудь, что Кафа не платила нам дань два года.