Яма
Шрифт:
Мальчик оглянулся через плечо на высокого мужчину.
— Это же Бенни, да, папа?
— Думаю, да, — он указал пальцем, — вон, и белое пятно на правом ухе...
Голос у него дрогнул от ужаса.
— Что же они с ним сделали?!
Человек в комбинезоне покачал головой.
— Его сделали зверем. Превратили его в чудовище.
— И что, нет никакой надежды, что он снова станет таким, как раньше?
Человек в комбинезоне снова покачал головой и постучал по табличке на дверце.
— Всех собак осматривала
— Но, папа, ведь это же Бенни!..
Брут забился в самый дальний, самый темный угол и свернулся там клубком. Это имя было как удар бича.
Человек в комбинезоне достал из кармана ручку.
— Ну что ж, поскольку по закону вы по-прежнему являетесь его владельцами и не имеете отношения к организации собачьих боев, мы не имеем права его усыпить, пока вы не подпишете...
— Папа...
— Джейсон, Бенни прожил у нас два месяца!А у них он провел два года!
— Но ведь это же все равно Бенни! Я же знаю! Пап, ну давай попробуем, а?
Человек в комбинезоне скрестил руки на груди и доверительно понизил голос.
— Он непредсказуем и чертовски силен. Очень неприятное сочетание. Он, вон, даже тренера своего покалечил! Ему пришлось ампутировать руку.
— Джейсон...
— Я понимаю, пап. Я буду осторожен. Честное слово. Но ведь он заслуживает того, чтобы дать ему шанс, верно?
Отец вздохнул.
— Не знаю.
Мальчик опустился на колени и перехватил взгляд Брута. Пес хотел отвернуться, но не мог. Этот взгляд заставил его провалиться в прошлое, которое он считал давно забытым и похороненным, в прошлое, где была рука с сосиской, беготня по лужайке и бесконечные солнечные дни. Он оттолкнул все это прочь. Это было слишком мучительно, слишком пронизано чувством вины. Он не заслуживает таких воспоминаний. Им нет места в яме.
Его грудь содрогнулась от низкого раскатистого рыка.
Но мальчик храбро вцепился в решетку и продолжал смотреть на сидящее внутри чудовище. В его голосе звучала непринужденная власть юности и наивности.
— Все равно же это Бенни! Где-то там, внутри...
Брут отвернулся и закрыл глаза с не менее твердой убежденностью.
Мальчик ошибался.
Брут спал на задней веранде. Прошло три месяца, швы и скобки с него сняли. Ему перестали добавлять в еду лекарства. За это время его отношения с людьми приобрели неустойчивое равновесие, нечто вроде вооруженного перемирия.
Каждый вечер его пытались заманить в дом, особенно когда листья на дубах побурели и облетели, а лужайка по утрам начала подергиваться инеем. Но Брут не желал уходить с веранды, избегая даже старого дивана, застеленного рваным теплым пледом. Он старался
Но намордник на него больше не надевали.
Быть может, они почувствовали поражение, обратившее его сердце в камень. Теперь он проводил дни, глядя во двор, и лишь время от времени шевелился и настораживал ухо, когда случайная белка осмеливалась проскакать по забору, бесстрашно распушив хвост.
Задняя дверь открылась, и на веранду вышел мальчик. Брут подобрал лапы и попятился.
— Бенни, может, все-таки зайдешь в дом, а? Я тебе постель устроил на кухне... — Мальчик указал в сторону открытой двери. — Там тепло. Смотри, что я тебе принес!
Мальчик протянул руку, но Брут уже и так почуял бекон, хрустящий, поджаристый, еще слегка дымящийся. Он отвернулся. Там, на тренировочной площадке, его тоже пытались приманивать. Но после гибели сестры Брут всегда отказывался, как бы голоден он ни был.
Пес отошел в сторону и улегся на верхней ступеньке крыльца.
Мальчик подошел и сел рядом, на безопасном расстоянии.
Брут разрешил ему это сделать.
Они долго сидели так. Мальчик по-прежнему держал в руках бекон. Наконец он сжевал его сам.
— Ну ладно, Бенни, мне уроки делать надо...
Мальчик начал вставать, потом остановился, осторожно протянул руку, собираясь коснуться его головы. Брут не зарычал, но ощетинился. Мальчик понял предостережение, сник, убрал руку и встал.
— Ну ладно, Бенни. До завтра.
Он не стал провожать мальчика взглядом, но прислушался, дожидаясь, пока закроется дверь. Убедившись, что остался один, Брут опустил голову на лапы и стал смотреть во двор.
Луна уже встала, полная и яркая. В окошках горели огоньки. Брут прислушивался, как дом затихает, устраиваясь на ночь. В гостиной тихо бормотал телевизор. Мальчик что-то спросил сверху. Мама ему ответила.
И вдруг Брут вскочил и напрягся, не понимая, что его встревожило. Он стоял неподвижно, точно статуя. Двигались только уши.
В парадную дверь постучали.
Ночью.
— Я открою! — крикнула мать.
Брут развернулся, бросился к старому дивану и оперся на него лапами. Это позволило ему заглянуть в большое венецианское окно. Из окна просматривался темный коридор и ярко освещенная гостиная, куда открывалась дверь с улицы.
Брут увидел, как женщина подошла к двери и отперла ее.
Не успела она ее приоткрыть, как дверь распахнули пинком. Дверь ударила женщину и сбила ее с ног. В дом ворвались двое мужчин в черной одежде и натянутых на голову масках. Еще один остался караулить у двери. Первый из них попятился в коридор и навел большой пистолет на женщину, лежащую на полу. Второй подался влево и прицелился в кого-то, кто был в столовой.