Ян Жижка
Шрифт:
4. Чтобы не допускались попойки в харчевнях.
5. Чтобы не носили драгоценных одежд — пурпурных, расшитых, разрисованных, тканных серебром, тисненых, вырезанных и всяких украшений и драгоценностей, располагающих к гордыне.
6. Чтобы ни в мастерских ремесленников, ни на рынке не было обмана, кражи материалов, чрезмерной наживы, хитрости, надувательства, выделки бесполезных, суетных вещей.
7. Чтобы устранено было немецкое и иное чужеземное право, а суд и управление производились сообразно со справедливостью.
8. Чтобы священники в образе жизни подражали «первоначальным христианам».
9. Чтобы
10. Чтобы имущество священников обращено было на общее благо, а священники содержались «по усердию верующих».
11. Чтобы пражане изгнали из Праги всех противников чаши, а изгнанных ранее обратно к себе не принимали.
12. Чтобы упразднили и разрушили все монастыри, лишние церкви и алтари, иконы, сохраненные явно и тайно, драгоценные украшения на них, золотые и серебряные чаши, представляющие собой идолопоклонство и заблуждение.
Эту программу табориты заканчивали словами: «Потому, дорогие братья, выставляем мы такие требования, что хотим душой и телом исполнить волю божью, так как уже многие братья наши за изложенные здесь истины пролили свою кровь и отдали свою жизнь».
Табориты требовали, чтобы общины столицы согласились с этими статьями, «взяли их под свою руку». В противном случае табориты отказывались оставаться дольше в Праге.
В этих статьях наряду с характерной устремленностью в сторону воображаемой «евангельской» и «древнехристианской» аскетической жизни нетрудно увидеть и отчетливое отражение социальных и политических требований таборитов к городу. Так, например, они ратуют против обмана лавочниками и ремесленниками своих клиентов. В ту пору обычной жертвой жульнических махинаций городского мещанства были крестьяне.
Табориты восстают против немецкою права [41] , этого бастиона чужеземных купцов и ремесленников, позволявшею им уходить от ответа перед чешским судом за свои проделки. Табориты требуют, чтобы в торговле и ремесле, в суде и администрации вернулись к народному обычному чешскому праву.
Возмущенные частыми поблажками и неуместною «сердобольностью» в отношении врагов чешского народа, табориты настаивают на более строгих мерах против бежавших из Праги и других городов эмигрантов. Наконец их негодование вызывает и то, что в Праге все еще сохранились нетронутые очаги католичества — монастыри и богатые, разукрашенные церкви.
41
Немецкое право было занесено в чешские города немцами-колонистами при попустительстве королей и панов.
Новая Прага, где сильны были ведомые Желивским городские низы, тотчас приняла требования таборитов. Советники Старой Праги этим требованиям воспротивились.
Но табориты не хотели ограничиться одним провозглашением своих пожеланий и ждать соизволения городских советников. 6 августа они разрушили один из богатейших доминиканских монастырей столицы. Через несколько дней в Збраславе таборитами и пражскими бедняками под водительством Коранды был разрушен монастырь-усыпальница с пышными королевскими гробницами.
А в пражских церквах женщины-таборитки ломали и жгли иконы, уничтожали священнические облачения, драгоценные сосуды.
Пражская беднота жаждала прочных дружественных отношений с таборитами. Но для этого нужно было прежде всего усадить в ратушах Старой и Новой Праги других советников. Ян Желивский, идя против воли столичных богачей, настоял на сходе великой общины трех городов столицы.
Сход, руководимый Желивским, избрал новых. советников — более решительных сторонников тесного военного союза с таборитами. Хотя табориты и были удовлетворены этими переменами, все же они решили как можно скорее вернуться к себе на Табор. Ведь именно теперь, после провала крестового похода следовало, не мешкая, использовать слабость чешских католиков и расширить во все стороны владения Табора, обратив его в то мощное средоточие крестьянскою противофеодального движения, о котором давно мечтали и Жижка и Николай из Гуси.
До возвращения на Табор надо было договориться с пражанами о будущем чешском короле.
Никто из пражских купцов и мастеров ремесленных цехов не поддерживал более претензий Сигизмунда. Бюргеры, зная о намерении императора отнять у них все, что успели они захватить у патрициев городов и у церкви, ненавидели его яростно.
После осады Праги бюргеры столицы полностью поддерживали таборитов, по крайней мере, в одном — надо силой оружия воспрепятствовать всякому новому притязанию Сигизмунда на чешский трон.
Со дня смерти короля Вацлава, уже почти год, Чехия была фактически республикой. Однако у пражских мещан не возникало и зародыша мысли о возможности республиканского устройства чешского государства.
В отличие от монархического мещанства табориты желали бескоролевского управления. Правда, это свое программное республиканство табориты облекали в довольно туманные религиозные символы. В проповедях идеологов Табора речь шла о предстоящем «тысячелетнем царстве» самого Христа, что практически исключало возможность какого-либо «параллельного» земного владыки.
Обычным ярко республиканским положением хилиастических проповедей было предсказание будущего, когда народы станут попирать ногами «шеи царей».
Однако, несмотря на это, политические вожди Табора — Николай из Гуси и Жижка — сходились на том, что на ближайшее время Чехии нужен король. Он нужен прежде всего для успешного завершения борьбы с Сигизмунд ом и Римом: если противопоставить Сигизмунду другого короля, избранного чехами и дружественного гуситству, станет возможным в борьбе с чужеземными интервентами объединить народные массы Чехии с силой бюргерства городов, рыцарства и даже гуситского панства. Именно необходимость национального единения в переживаемую страной тяжелую годину диктовала вождям Табора их политику в отношении чешского трона.
Вопрос о том, кого позвать на чешский престол, вызвал серьезную размолвку между Жижкой и Николаем из Гуси. Николай требовал, чтобы поскорей избрали и короновали кого-либо из чехов.
Намерения Жижки были совсем иные. Он видел, что Чехия вступает на путь долгой вооруженной борьбы с империей и папством. Когда Жижка спрашивал себя, кто же может быть союзником Чехии в этой тяжелой борьбе, его взоры с надеждой обращались на восток, в сторону братских славянских народов и прежде всего к близкой, во многом родственной Чехии Польше.