Ян Жижка
Шрифт:
Яна Волка опоясали мечом. Он получил установленный чином посвящения удар плашмя обнаженным мечом по правому плечу и поцелуй:
— Будь верен общине братьев Табора и божьей правде!
Вышел перед строем и слепой Жижка. Тридцать лет носил он звание рыцаря, полученное от господ…
Теперь принимал его во второй раз — от борющегося народа.
— Ян Жижка, ты опас мать нашу Чехию дважды от вражеского нашествия, от гибели и поругания. Будь и дальше верен общине братьев и божьей правде!
А ночью в палатку Жижки ввели человека, прискакавшего к нему из Иглавы. Человек
— Я к тебе, Ян Жижка, от императора Сигизмунда!
— Чего нужно сейчас от меня антихристу! — сердито закричал разбуженный гетман. — Или мало он бит, что тревожит меня ночью?
Жижка поднялся и сел на жестком своем ложе:
— Ты «то? Подойди ко мне!
Слепец провел рукой по бородатому лицу, по одежде, ощутил мягкость кожи, бархат кафтана:
— Чешский пан?
— Моравский…
— Говори, что нужно?
— Я прошу тебя наедине…
— Нет у меня разговоров наедине со слугами дьявола!
— Не бранись, рыцарь, я к тебе по важному делу…
— По важному делу! — буркнул Жижка. — Пощупай, Ярослав, его карманы и выйди, — приказал он брату.
— Ну, что принесло тебя в ночи? Почему не дождался утра? По ночам ходят с нечистыми делами. Имя твое?
— Ты «меня не знаешь, рыцарь Ян. Император, король венгерский, поручил мне передать тебе его восхищение. Так, как ты, еще никто не умел поразить сильнейшего вчетверо противника!
Жижка тут зычно рассмеялся:
— Что, небось, до сих пор еще мутно в голове у твоего… императора и короля?!
Пан сделал вид, что не расслышал:
— И вот, восхищенный ратным твоим искусством, император и король хочет протянуть тебе, рыцарь Жижка, руку примирения.
— Примирения?! Что ж, я примирюсь, если только антихрист, то бишь твой король, останется сидеть у себя в Буде! Пусть забудет навсегда о чешской короне, и я забуду о нем. Чего проще! Полный мир!
— Нет, ты выслушай, чего хочет император и король, восхищенный ратным твоим умением. Все, Жижка, удается тебе по твоей воле! Все! Так вот, — моравский пан склонился к уху слепца, — король Сигизмунд предлагает тебе блистательный пост Наивысшего бурграфа королевства чешского.
— Что?! — повысил голос Жижка.
— …и верховного капитана всех его войск, — шептал горячо пан, — в Чехии, Венгрии и всей империи…
— Что?! — еще громче крикнул слепец.
— …и десять тысяч коп добрых пражских грошей. Подумай: замки, богатство тебе и твоему роду. Приведи только Чешское королевство к послушанию законному королю! Ты ведь служил при дворе короля Вацлава, ты дворянин. С тобой император Сигизмунд возьмет Польшу, прогонит турок. Французское королевство будет наше! Ты все сможешь. Подумай, рыцарь Ян. Не говори «нет», подумай!..
Жижка ладонями оперся на колени, минуту сидел с разинутым ртом, затем разразился смехом. Из его мощной груди вырывались громоподобные раскаты, сотрясавшие воздух, колебавшие полы палатки.
Моравский пан недоуменно поднял брови, потом побледнел, съежился. А Жижка все хохотал без удержу. Наконец, утомившись, перевел дух и крикнул:
— Эй, Ярослав, уведи прочь этого пса! Уведи посла императора и короля! А не то, богом клянусь, он оставит свою подлую шкуру здесь, в палатке под Немецким Бродом!
XXI. СМЕРТЬ ЯНА ЖЕЛИВСКОГО
В середине января 1422 года Прага встречала победоносное чешское войско. Народ пражский чествовал слепого вождя таборитов, ближайших его соратников в походе — Збынка из Буховца, Яна Рогача и пражского воеводу Яна Гвезду.
Народные увеселения длились несколько дней. Затем жизнь вошла в обычную колею.
Как и прежде, с осуждением глядели крестьяне-воины на легкие нравы и роскошную жизнь богачей «нового Вавилона». По-прежнему метал против них громы с кафедры Снежной богоматери Ян Желивский. Он настойчиво призывал теперь народ пражский отдать власть в столице «честным людям» — ставленникам городских низов и ремесленников. Желивский обвинял городских советников в присвоении имущества католиков, бежавших из Праги. Советники и их богатые друзья поделили это имущество между собой, а беднякам не досталось ничего.
Будоражившие народ выступления Желивского очень беспокоили заправил города. Они понимали, что жизнь их будет оставаться трудной и тревожной до тех пор, пока не прекратятся зажигательные речи пламенного проповедника.
После победы над внешним врагом богатое пражское бюргерство ничего так не жаждало, как положить конец власти Желивского над массами бедного столичного люда. Только тогда могли бы новые богачи столицы освободиться от тревог и неуверенности в завтрашнем дне, закрепить за собой огромные свои приобретения.
Первый удар по Желивскому нанесен был, когда городские советники, уже после ухода Жижки и его отрядов из Праги домой на Табор, сместили поставленного Желивским воеводу Яна Гвезду, заменив его паном Гашком Островским. Это был коварный ход. Пан Гашек был покладистый, неразборчивый в средствах дворянин, — как раз такой, какой нужен был бюргерам для замышляемой ими расправы над Желивским и идущими за ним плебеями столицы.
Узнав об отстранении Гвезды, плебейское население Праги вышло на площади, закричало об измене. А речи и проповеди Желивского стали еще яростнее.
Но плебеи столицы не имели голоса в городских делах. «Плебеи, — пишет Энгельс, — в это время были единственным классом, стоявшим совершенно вне официального общества. Они стояли вне как феодальных, так и городских связей. У них не было ни привилегий, ни собственности, ни даже отягченного тяжелыми повинностями владения, которое существовало у крестьян и мелких горожан. Они были во всех отношениях неимущи и бесправны; условия их жизни даже не соприкасались с существующими учреждениями, которые их совершенно игнорировали» [45]
45
К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. VIII, стр. 130–131.