Яна
Шрифт:
Яна решила попытать счастья в последнем, как ей казалось, варианте, она отправилась на рынок радиотоваров. Каждый в городе знал, что в скромных и пошарпанных палаточных лотках принимают краденные, вещи и торгуют ворованными телефонами. Наверняка такие рынки есть в каждом городе. Крытый павильон встретило ее полупустыми прилавками, многие уже сворачивали свою деятельность, доедая заветренную шаурму и допивая холодный кофе.
Продавцы антиквариата, монет, телефонов лениво, скорее дежурно приглашали ее что-нибудь купить. Яна заметила неподалеку мужчину с большим плакатом,
Мужчина пожал плечами, и попросил показать, что есть. Яна достала шкатулку и открыла ее. Мужчина протянул руку и Яна инстинктивно отдернула ее от грязной руки и напоролась на удивленный взгляд, после чего с опаской все же разрешила рассмотреть украшения.
Мужчина достал из кармана лупу, рассмотрел пробы на каждом изделии, долго трогал камни, после чего назвал свою цену в три тысячи рублей. За все.
Яна охнула от возмущения, здесь украшений было тысяч на пятьдесят, и уж все сразу она продавать не намеривалась.
Видя ее замешательство мужчина спросил сколько она хочет.
– Хотя бы десять...
– жалобно сказала она.
Мужчина отрицательно покачал головой и отошел от нее. Яна закрыла шкатулку и спрятала ее в сумку. Ноги словно вросли в асфальт и пустили корни, она не могла пошевелиться. Дрожь пробежала разрядом от щиколоток до шеи, где вырвалась из уст сдавленным не сдержавшимся всхлипом. Яна понимала, что если сейчас не вернется без лекарств, ее мать будет страдать, и она будет чувствовать на себе ее боль от каждого стона. Но три тысячи за все украшения...
Мужчина стоял и краем глаза наблюдал за девушкой, которая дрожащей рукой залезла в сумку и, достав из нее шкатулку, протянула ему.
Молча взяв протянутое, он залез в карман и протянул ей оранжевую купюру. Яна взяла деньги и под небрежный мах рукой велящий ей уходить или проваливать понуро пошла к остановке. Рука сжимала пятитысячную купюру и ей казалось что она продала нечто большее, чем семейные драгоценности. Ей казалось, что она продала часть себя, и уже никогда ни за какие деньги не сможет обратно выкупить.
В аптеке около дома, женщина фармацевт, которую уже можно было считать членом семьи, без просьб показать рецепт продала медицинские препараты и сочувствующе улыбнулась.
Дома, она уже почти насильно затолкала матери в горло обезболивающее, дозу которого каждый раз приходилось увеличивать, так как организм начинал привыкать, хотя, возможно, матери просто становилось больнее.
Ночью, в начале следующего дня, с громким грохотом в квартиру вернулся отец. Облокачиваясь о стену, он прошел в зал, не разуваясь, и застал Яну уснувшей возле матери. Его пьяный взгляд усталым вражеским наводчиком блуждал из стороны в сторону наводя фокус, после чего, он ухмыльнулся, поднял упаковку только что купленных Яной лекарств.
– Откуда?
– спросил он, пьяно улыбаясь и вертя в руках упаковку.
Из его открытого рта вырвалось зловоние, смешанное с кислым запахом перегара, от которого могло защипать глаза.
– Отдай!
– потребовала Яна и протянула руку, но отец звонким, как хлыст, шлепком ударил ее по руке.
– Я спросил, откуда это у тебя! Я не давал тебе денег! По карманам лазила?
– раскатистый хриплый бас нарастающей громкостью разрезал ночную тишину.
Яна кошкой вцепилась в руку отца пытаясь вырвать упаковку лекарств, но большая ладонь сжалась в кулак и в тот же миг Яна ощутила сильную оплеуху на своей щеке. От удара она опустилась на колени и, зажимая ладонью ушибленную щеку с глазами полными слез и ненависти воззрилась на отца.
Словно упиваясь своей победой над дочерью, он схватил кулек с купленными лекарствами, и резко развернувшись, чуть ли не бегом, побежал из комнаты. Яна сразу же бросилась за ним и догнала его уже в ванной комнате, где он высыпал все содержимое в унитаз и нажал кнопку слива.
– Ненавижу!!!
– закричала чтобы сил девочка и стала молотить кулаками спину отца.
Отец развернулся, схватил дочь за волосы и отдернул от себя. Яна схватилась за его руку, но он резко повел ее в сторону и вниз, она оказалась на полу, визжа от боли.
– НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!!! Ты слышишь?! Будь ты проклят!!! Она бы никогда, НИКОГДА!!! Лучше бы на ее месте был ТЫ!
С последним словом Яна получила удар ногой в грудь и по ребрам. От удара сдавило дыхание, она стала задыхаться.
Отец опустился рядом с ней на колени и, открыв рот, забрызгал ей лицо своей слюной, изрыгнув из себя очередную тираду:
– Я не позволю тебе воровать, дрянь! Я не позволю очернять мое имя! Мою фамилию! Я лучше сам тебя утоплю, в унитазе, дрянь! Как же вы мне все надоели! За что мне такое наказание! Лучше бы вас не было! Лучше бы вы все подохли!
Яна уже не сдерживала рыдания. Загнанный маленький зверь, она отказывалась сдаваться, царапая руку отца.
– У кого деньги украла, тварь? Говори!
– Ни у кого! Я мамино золото продала!
– Что? Что ты сделала?
– опешив, отец даже отпустил дочь, и тяжело выдохнув, сдела пару шагов назад.
Яна сжалась в комок и плакала. Только сейчас, через свои рыдания она услышала, как рядом плачет ее маленькая сестра, стоя в коридоре в обписанных колготках.
– Ни копейки...
– процедил отец, - Больше ни копейки не получите. Либо сдохнет ваша мать, либо вы от голода. Молитесь, чтобы первое случилось быстрее.
– После этого отец ушел на кухню и запер за собой межкомнатную дверь. Уже из-за двери раздался его крик, - Если хотя бы одна ложка еще пропадет из дома, задушу всех троих!
В груди было больно. Болел и синяк и грудь. И легкие разрывались от истеричных рыданий. По телу колотила дрожь. Тошнотворный комок подкатывал все ближе омываясь вкусом соленых слез.
Вероника подбежала к сестре и обняла ее. Яна не могла найти в себе силы, чтобы показать пример сестре и перестать плакать. Она была опустошена. Раздавлена. Уничтожена. Не было сил ни встать, ни разжать руки. Хотелось продолжать жмуриться и не открывать глаза. Не открывать глаза больше никогда. Исчезнуть...