Янтарная Цитадель
Шрифт:
А насколько Зырка полезен, Руфрид обнаружил, когда они продолжили охоту. Пес ловко поднял добычу, а когда стрела нашла цель – принес подбитую тушку.
– Ладно, – признал Руфрид несколько часов спустя, когда путники брели гуськом по лесной тропе, а их будущий ужин свисал с Огонькова седла, – кажется, я был к старику слишком суров.
– Ты, должно быть, про собаку говоришь? – процедил мрачно молчавший дотоле Линден.
– Само собой, не про Артрина же!
– Знаешь что? Права у тебя нет так об отце отзываться! – Танфия вздрогнула от звуков его голоса.
– А то – что? – Руфрид был, если это возможно, в еще большем гневе. – Почему я не могу сказать, что думаю? Наш отец – хладнокровный мелкий трус и подлец. Понятно, почему ты не хочешь этого слышать, Лин. Правда, она глаза колет.
– Он добрый человек. Он любит нас. Он не заслужил таких слов.
– Да ну? – Лицо Руфрида исказилось в жестокой пародии на улыбку. – Это тебя он любит, золотце ты его. Ты, небось, и не помнишь, как он со мной обращался в детстве. Словно я ничтожество, меньше, чем крыса в амбаре. Для него ты никогда не ошибаешься, а я – я неправ всегда. Меня он ненавидит. Что же он за отец, что он за человек такой, если может вот так делить родных сыновей?
– Боги, Руфе! Ты меня словно ревнуешь к нему! Это же нелепость!
– Да нет, я тебе глаза открыть пытаюсь! Он слаб. Он бесчувствен. Он недостоин управлять Излучинкой – с Изомирой он это доказал.
– Вот только ее не припутывай! – яростно прошипел Линден. – Ты что, не понимаешь, каково ему было потерять маму?
– А на мне зачем зло срывать?
– Все, не желаю больше слушать! Он добрый человек, а ты… ты неправ.
– О да, Лин, к тебе он добр. Он Изомиру отдал, чтобы оставить тебя.
Долгое, горькое молчание.
Путники вышли к озеру. Простор вод отражал золото вечернего неба, воздух был прохладен, чист и напоет ароматами осени. Алели дубы на опушке, а между нею и берегом озера лежал широкий луг, поросший жесткой травой. Вся картина навевала Танфии мысли о покое и дреме.
– Неплохое место для привала, – радостно выдавила Танфия. – Я проголодалась.
– И я не против, – отозвался Руфрид. – Лин?
– Ладно, – огрызнулся тот, отводя Огонька, чтобы стреножить. – Как хотите.
Руфрид скривился ему вслед.
– Не знаю, с чего это он так взъелся.
– Он потерял Имми, он покинул дом, а брат его с грязью смешал. Тебе мало? Помиритесь лучше. Я уже видеть этого не могу.
– Не можешь? Готов подсказать выход. Отправляйся домой.
– Хотелось бы! – Танфия вспыхнула от гнева. – Неудивительно, что тебя отец не переносит. Надо было позволить Зырке горло тебе разорвать!
Девушка отвернулась, собираясь сходить за хворостом, и в лесу остыть немного.
– Танфия, – донесся голос из-за спины. – Прости.
– Что-о? – Она обернулась.
– Я сказал, прости. Я не хотел. Но это не Линдену жить с тем, что он человека убил. И не тебе, кстати.
У Танфии отвалилась челюсть. Об этом она не подумала.
– Может, ты его просто ранил… – неловко выдавила она.
– Это должно меня утешить? Ну,
Разведя огонь, путешественники по очереди ополоснулись в ледяной воде у берега и собрались у костра греться. Танфия простирнула в озере смену одежду, и натянула чистую – насколько можно назвать чистыми штаны, рубаху и исподнее, прополоснутые в лесной речке. Холодная, жесткая холстина быстро прогрелась от тела. Пока девушка жарила мясо, парни стирали свое – разойдясь на несколько шагов и старательно не видя друг друга.
Ужин вышел обильный – кроликов и фазана хватило даже на Зырку, а на ягоды пес и не зарился. Ручеек, стекавший к озеру по узкой промоине, снабдил путешественников родниковой, сладкой водой. После ужина Зырка завалился спать у костра. Примирившийся с волкодавом Огонек пасся неподалеку.
Руфрид и Танфия сидели лицом к костру, оставив озеро по правую руку. Линден сидел напротив, и с товарищами не разговаривал; Танфия даже не могла разглядеть его лица сквозь пламя. Извернувшись, она увидала, что юноша уже закутался в плащ, отвернулся и лег. Как не жаль было Танфии видеть его в таком расстройстве, она не могла придумать, чем бы его утешить. Если бы не свара между братьями, девушка была бы полностью довольна жизнью в ближайшие часы. Даже собственные ее колючки немного притупились.
И тут ее снова настигла волна воспоминаний. Падение, и тьма…
Она тут же стряхнула наваждение, но Руфрид заметил.
– На что ты пялишься?
– Ни на что. – «Он старше меня, – подумалось ей, – вдруг он помнит…» – Руфе, не припомнишь, со мной в детстве никаких несчастий не случалось?
Юноша от удивления сморгнул.
– Сплошь и рядом.
– Нет, я хочу сказать – серьезных. Может, чуть не утонула, там?
– Не припомню. Ты все время куда-то падала, и тут же выбиралась. Тебя удержать было невозможно, хотя ты во всей деревне была самая неловкая. А в чем дело?
– Э… ничего. Неловкая – это что-то новенькое.
– Беру назад. Хватит с меня ссор на один день. – Он мотнул головой в сторону брата.
– Это что – правда? Что отец тебя ненавидит? За что?
– Не знаю. Не обязан же он меня любить. Линден младший, и больше похож на маму. Он чудо, а я – стыдоба.
– Почему?! Ты всех обставлял в стрельбе из лука… да в любом состязании. Ты никому не давал забыть, какой ты мастер.
Руфрид хохотнул.
– А знаешь, почему? Я пытался выжать из отца хоть одно доброе слово. Так и не получилось.
– Не понимаю.
Руфрид резко выдохнул.
– Хочешь правду? – проговорил он, наконец. – Когда мама умерла, я горевал не меньше Линдена. Но я не мог это показать. Я жил, как мог, и я думал, отец поймет, но он не понял. Он решил, что мне все равно.
– Но ты был еще ребенком.
Руфрид пожал плечами.
– Он ждал, что мы будем вести себя, как он. Считает, что я его подвел.
– И ты не мог с ним поговорить?
– Шутишь?
– Вот почему ты был всегда так груб! – воскликнула она. – Отец с тобой дурно обошелся, и ты срывал злость на нас.