Янтарное имя
Шрифт:
Два дня назад какой-то, с позволения сказать, шутник – руки-ноги бы ему повыдергивать! – сунул под седло лошади Лиула ветку местного чертополоха, метко прозванного «дедовником».
Стоило девушке вскочить в седло, как ее всегда смирная кобыла взвилась на дыбы и сбросила всадницу – аккурат головой на каменную колоду, из которой поили лошадей. Разбитый лоб и в придачу сотрясение мозга.
Ох, Лиула…. Не женщина, а девяносто девять несчастий.
Хоть бы она скорее поправлялась! Гинтабар страстно желал этого не только потому, что привязался к ней, но и потому, что каждый лишний день в этом приморском городе был для
Слишком уж он напоминал ему безвозвратно потерянный родной мир.
Море…. Небо…. Звезды….
Вопль тоски, с трудом удерживаемый в груди.
Поразительно, но только здесь с новой силой навалилась на него тяжесть всего, что случилось с того момента, когда он пришел в себя под зеркалом в заброшенном силлекском замке.
Куда он идет? «Бесцельный путь приравнен к бездорожью….»
Моталец – да нет, давно уже не моталец, а скиталец, бредущий из мира в мир непонятно зачем и каждый раз уходящий, чтоб больше не вернуться. По Закону Истока не возвращаются, по нему только уходят…. в никуда. Никогда больше не увидеть зеленых шпилей, пронзивших дымное небо Интии, колышущегося разнотравья хальских степей, ездовых драконов Саэрта, подставляющих солнцу изгибы радужно-чешуйчатых тел…. Не услышать, как трубят непуганые олени в осеннем лесу Ос-Такне, вызывая на бой соперника…. Не вдохнуть ни с чем не сравнимый аромат силлекского белого шиповника, не коснуться руками шелка, который не соткан из нитей, а выделан из громадных мясистых лепестков тропического цветка-паразита, именуемого нейсена…. Уходя, он оставлял за спиной все это. Целые миры. Даже если попытаться вернуться – сколько лет минет за время его отсутствия, семь или семьдесят?
А чего ради?
Мироздание сложено из миллиардов миров, и наугад найти среди них один-единственный – задача, в сущности, невыполнимая.
Так может, просто остаться в одном из них, в том, который больше приглянется? Забыть пыль дорог из ниоткуда в никуда, дарить людям радость и печаль своих песен, может, даже позволить Лиула завести от него ребенка….
Не выйдет. Не смог же он остаться в Силлеке. И нигде не сможет.
Да, пресветлая Хасса, твоя надежда оказалась ложью. Свет в конце тоннеля на поверку был лишь фосфоресцирующей плесенью на одной из стенок.
Зачем тогда вообще все? Зачем этот дар, вино Великой Матери?!
Только сейчас ему пришло в голову, что все это время он шел по очень спокойным мирам. Нигде не лилась кровь, не горели дома, не выли матери над убитыми сыновьями – ни войн, ни восстаний. Куда бы ни занес его этот путь без цели, все это кончилось лет десять или пятнадцать назад, и мир, еще не забыв о боли, вкушал желанную передышку. Словно сговорились….
И нигде, ни в одном из миров не назвали его еретиком и подстрекателем. Куда бы он ни пришел – всюду лишь сверкающие глаза слушателей, полностью отдающихся во власть его песен, а из-за спины доносится уже ставшее привычным: «Одержимый….»
«Менестрель, у которого не смеются глаза, сам не замечает, как теряет профессионализм», – тоскливо подумал он.
Девушка-кушитка вышла из воды и пошла прочь, покачивая бедрами. Мокрое платье облепило ее ноги. Гинтабар смотрел ей вслед, пока она не растворилась в шорохах южной ночи, потом встал и тоже направился туда, где старая лестница с щербатыми ступенями вела вверх, из прибрежного покоя в дыхание ночного города.
Как тихо…. Только несмолкаемая песня прибоя. Здесь, за волнорезом, чуть не на два полета стрелы глубина по горло. Днем сюда приходят купаться, к ночи же старая набережная пустеет….
Тем неожиданнее прозвучал за его спиной перестук копыт.
Невольно он обернулся. Одинокий всадник ехал по набережной шагом, но все равно нагонял еле бредущего менестреля. Ближе…. почему-то силуэт его кажется смутно знакомым. Да не может этого быть! Просто кто-то похожий…. чего не примерещится от ностальгии, принявшей характер помешательства! Нет…. остановиться, разглядеть, окончательно доказать самому себе, что чудес не бывает….
– О Справедливый Судия! Гинтабар, это твое привидение или в самом деле ты?
Темноволосый человек в темно-сером бархате соскочил с коня и бросился к менестрелю. Самое невероятное оказалось реальным.
– А ты, ты откуда тут взялся, Доннкад Каймиан?!
Пару минут они, позабыв все на свете от радости, хлопали друг друга по плечам. Затем тот, кого назвали Доннкадом, отступил на шаг, разглядывая друга, и изумление в его глазах граничило с легким ужасом:
– Ничего себе! Мне же Тарен рассказывал, что своими глазами видел, как ты в последний раз сплясал в петле! Мол, не успели они тогда, хоть и положили кучу охраны…. И вдруг ты – тут…. О Светлая Госпожа рая для избранных, еще и одет, как эрн одного из Десяти Домов! С ума сойти, какие браслеты….
– Вот и я тоже сначала подумал, что золотые, – кивнул Гинтабар. – А потом понял – нет, уж больно легкие. Для проверки показал одному перекупщику, тот говорит – какой-то сплав желтый, люди такого не делают, разве что Нездешние или горные кузнецы. Даже не позолоченные, так-то.
– Но как ты оказался-то здесь, старый нарушитель спокойствия?! Мы же давно и поминки по тебе справили – все, был Гинтабар, хороший человек и известный бард, а теперь только память осталась о народном герое, жертве королевского правосудия…. Или это действительно всего лишь твоя тень, призванная с того света?
Лицо менестреля сразу помрачнело.
– Этого в двух словах не объяснить, – медленно проговорил он.
– Ничего, у меня времени навалом. Атив меня рано не ждет.
А хочешь, пойдем к нам? Она с ума сойдет, увидев тебя!
– Так ты здесь еще и с Ативьеной? – в свою очередь изумился Гинтабар. – Что вы тут делаете?
– Просто живем, знаешь ли. Уже довольно давно. Но я тебе потом свою историю расскажу, сначала давай ты….
Они шли рядом по пустынной набережной. Цокали о булыжник копыта Доннкадовой лошади. И все еще не придя в себя от радостного изумления, менестрель рассказывал свои похождения старому другу, такому же мотальцу – высокородному эрну Каймиану, которому его знатность не мешала быть таким же несогласным, как и Гинтабар, и тайно поддерживать восставших….
Когда рассказ дошел до эпизода с гадалкой, лицо Доннкада начало мрачнеть все сильнее и сильнее. Он не перебивал, ожидая, когда Гинтабар задаст ему неизбежный вопрос – но тот все медлил и продолжал дальше – про Верховную жрицу, про лесную лаийи, про разбитую голову Лиула….
– Ты действительно не помнишь ни слова? – не выдержал в конце концов Доннкад.
Гинтабар не ответил, только опустил голову – низко-низко, так что лица за волосами не видать….
– Твое нареченное имя – Тах-Арасс, – глухо сказал Доннкад.