Японская разведка против СССР

Кириченко Алексей Борисович

— Спасибо за доверие. Я все понял, но сейчас я не могу воспользоваться вашим предложением. Если года через два…

— Почему? — прервал меня Старцев.

— Потому что я уже дал согласие после окончания Высшей школы два года поработать освобожденным секретарем комитета ВЛКСМ Высшей школы. Если меня выберут на собрании, конечно.

— Ну, это вопрос решаемый, — сказал уверенно Старцев, — я позвоню Евгению Петровичу и попрошу, чтобы он вас отпустил. Мне он пойдет навстречу.

— Может быть, и так. Вы

ведь лучше меня знаете Евгения Петровича, он может и отпустить, но как я буду выглядеть в его глазах? Да и в ваших тоже? Поэтому я вас прошу этого не делать.

— Пожалуй, ты прав, — немного подумав, сказал Старцев, вновь перейдя на «ты», но уже вполне дружелюбно. — Ну что ж, успеха тебе, но нас не забывай.

Василий Иосифович встал из-за стола, подошел ко мне и на прощание протянул руку. Такого от шефа его подчиненные не ожидали.

Впоследствии, когда я перешел на работу в контрразведку, при редких случайных встречах в здании Центрального аппарата КГБ Василий Иосифович все приглашал к себе на работу. Однако мне был судьбою предопределен другой путь.

В классической контрразведке

В ноябре 1965 года я вошел в дверь дома № 2 по улице Дзержинского (ныне — Большая Лубянская), который до революции принадлежал страховой компании, а затем в нем были размещены различные подразделения Центрального аппарата КГБ.

Председатель КГБ В.Е. Семичастный в то время занимал обширные апартаменты на третьем этаже с окнами, выходящими на площадь Дзержинского. Главное управление контрразведки, куда меня приняли на работу, размещалось в этом же здании на нескольких этажах, а мой служебный кабинет был на шестом.

Как принято, моя деятельность началась с представления руководству отдела. В кабинете начальника отдела полковника Н.М. Перфильева находился также его заместитель полковник А.П. Давидян, довольно известная в чекистских кругах личность. После побега за рубеж в 1964 году предателя Носенко (ныне покойный Давидян не верил, что тот бежал добровольно) он был снят с должности начальника отдела и дорабатывал до пенсии заместителем.

После первых ознакомительных фраз Николай Михайлович, картинно подняв брови и слегка наклонив голову, спросил:

— Мне кадровики все уши прожужжали, что вы знаете японский язык. Правда ли это?

— Немного знаю, — ответил я нерешительно, ибо за два года комсомольской работы кое-что действительно подзабыл.

— Да? — удивился Николай Михайлович и продолжил: — А вы не будете возражать, если с вами побеседует по-японски наш специалист?

— Нет, не возражаю, буду только рад, — ответил я, хотя особой радости от встречи с неизвестным экзаменатором не испытывал, но как я мог возражать или отказывать от этого неожиданного экзамена?

Начальник отдела тут же позвонил и пригласил кого-то зайти к нему. Через минуту

дверь кабинета приоткрылась и в щель просунулась седая голова в очках. Это был подполковник Николай Данилович Придыбайло, с которым я потом проработал в одном кабинете два года до его ухода на пенсию.

Ныне покойный Николай Данилович был милейшим и добрейшей души человеком. Перед уходом в отставку он передал мне свою обширную картотеку по Японии, которую много лет собирал, и мне она в дальнейшем пригодилась.

— Николай Данилович! — обратился Н.М. Перфильев к прибывшему экзаменатору и почти серьезно произнес: — Алексей Алексеевич направлен к нам на работу на японскую линию. Он нас уверяет, что знает японский язык. Не могли бы вы проверить, так ли это?

Вошедший экзаменатор с достоинством ответил:

— Я готов с товарищем побеседовать.

Решив, видимо, сразу взять быка за рога, экзаменатор с ходу ошарашил меня неожиданным вопросом:

— Нихон-но хон-о ёмимас ка? (Японские книги читаете?)

— Хай, ёмимас (Да, читаю), — оторопев от неожиданности, кратко ответил я.

— Окий хон, аруйва тиисай хон дэс ка? (Большие или маленькие книги?) — настырно интересовался дотошный экзаменатор.

— Окий то тиисай хон (Большие и маленькие книги), — набравшись духу, ответил я. А что мне оставалось делать?

— Аната ва дзибики га аримас ка? (У вас есть словарь?) — не отступал мой визави, вероятно надеясь меня поймать на какой-то хитрости.

— Иро иро-на дзибики-о цукаимас (Я различные словари использую), — ответил я, несколько усложнив свой ответ.

То ли экзаменатору надоело меня терзать или не совсем понял последнее слово, но он прекратил свою экзекуцию, снял очки и, обращаясь к начальству, сказал:

— Да, Николай Михайлович, товарищ японский язык знает вполне прилично.

Пока начальники загадочно переглядывались друг с другом и внимательно наблюдали за двумя участниками импровизированного экзамена, у меня мелькнула мысль, что меня просто разыгрывают, так как на заданные вопросы мог бы ответить любой человек после недельных занятий японским языком. Вскоре Николай Михайлович поблагодарил Николая Даниловича и разрешил ему уйти. Когда же за ним закрылась дверь, он спросил у меня:

— Ну, как он знает японский язык?

— Да ничего вроде бы, — невнятно ответил я.

— Да ни хрена он не знает! — весело воскликнул Артем Петрович, и начальники расхохотались, довольные своим розыгрышем.

В процессе продолжившейся беседы они мне дали несколько практических советов, как себя вести с новыми коллегами и, в частности, рекомендовали почаще советоваться со старшими, дабы избежать разного рода недоразумений.

К чему игнорирование этого правила может привести, А.П. Давидян тут же сопроводил примером из жизни отдела: