Ярче солнца
Шрифт:
— Отлично, — отмахиваюсь я.
Наконец Док, кажется, приходит к такому же выводу и садится на стул рядом с Эми.
— А теперь, — начинает он, и его обычно спокойный голос звучит жестко, — может, ты объяснишь мне, как ты додумался до этого своей чугунной башкой?
Я открываю рот, но ничего не отвечаю. Взгляд перепрыгивает на Эми — насколько Док в курсе событий? — и она легонько качает головой.
— Не пытайся ничего от меня скрывать. — Док чуть повышает голос. — Я прекрасно понимаю, что вы там делали.
— Э-э-э… правда?
Док испепеляет меня взглядом.
— Мне известно,
— Неправда… — начинаю было я, но тут Эми делает страшные глаза.
— Старший, я понимаю, честно. — Голос Дока снова возвращается к спокойному, ровному тону, каким он обычно спрашивает, как я себя чувствую, перед тем, как предложить успокоительный пластырь. — Ты хотел посмотреть, каково там, снаружи. Но нужно же соображать. Этим костюмам сотни лет. Сомневаюсь, что хоть один из них полностью исправен. — Он колеблется, избегая смотреть мне в глаза. — Старший… ты слишком важен для корабля. Орион заморожен, фидус отменили… мы не можем сейчас рисковать. Не тобой.
К моему изумлению, Док закрывает лицо руками — никогда в жизни не видел у него такой эмоциональной реакции.
Бип, бип-бип.
Я тянусь выключить вай-ком.
— Тебя вызывают? Лучше прими вызов. — Он снова смотрит на меня гневно. — Твои безумные выходки не освобождают тебя от обязанностей.
— Знаю, — говорю я уязвленно и нажимаю кнопку.
Док перестает хмуриться и, кажется, собирается уже извиниться, но я поднимаю палец, показывая, что занят.
Отключившись, поднимаюсь с кровати. Эми, кажется, хотела бы уложить меня обратно, но не выйдет.
— Эми. — Я пытаюсь взглядом сказать все, что не могу произнести вслух. — Потом нам нужно будет обсудить. Одну вещь.
Она кивает.
— Но сейчас я должен идти.
На выходе из комнаты Эми хватает меня за локоть.
— Что случилось? — спрашивает она, и в этих трех словах ясно слышна просьба остаться с ней.
Но я не могу.
— Марай умерла.
42. Эми
Без Старшего комната кажется пустой. Пытаюсь припомнить Марай — она была первым корабельщиком, вроде как правой рукой Старшего. Высокая, все дела, со строгой прической и пронзительным взглядом, но кроме внешности я о ней ничего толком не знаю.
А теперь слишком поздно.
И она уже не увидит новой планеты.
В животе ворочается чувство вины. Нельзя так радоваться, когда кто-то умер. Но… мы добрались! Корабль все-таки приземлится! Проходя по общей комнате Больницы, я останавливаюсь, чтобы посмотреть в огромное окно, мысленно заменяя идеально ровные холмы и нагромождение трейлеров далекого Города лесами, океанами и небом.
Мы долетели.
К себе в комнату я возвращаюсь с улыбкой удовлетворения. Можно ненавидеть Ориона за рее, что он натворил с тех пор, как я проснулась, но нельзя отрицать, что это его подсказки приведи нас со Старшим прямо к Центавра-Земле.
И едва не привели к смерти.
Руки по собственной воле поднимаются к лицу, и я касаюсь губ. Этот поцелуй… Я не думала о том, что делаю, а просто сделала, и все.
И вот теперь не могу забыть вкус его губ. Я сказала правду о том, что без него мне не нужна новая планета?
Да.
Но… если — нет, когда корабль сядет, все изменится.
Это такая же истина, как наш поцелуй.
Качаю головой. Не могу сейчас об этом думать.
Запершись в спальне, вынимаю сонет Шекспира из комнаты со скафандрами. Мне думается, что надо бы вернуться за «Маленьким принцем», который обнаружился там же, но я пока что не представляю себе, как вернуться на криоуровень. При мысли о шлюзе у меня перед глазами тут же встает картина, как Старший бездыханным рухнул на пол. Мне никак не забыть то мгновение, когда я уже решила, что все кончено.
Провожу пальцем по гладкому краю страницы. Едва ли Орион сам вырезал ее из книги сонетов. Кто-то подделывает послания, это точно. Бросив сонет на стол, принимаюсь мерить комнату шагами. Если планета и была тем, что скрывал Орион, нам уже даже не нужна новая подсказка. Но что, если это еще не ответ?
Он ведь говорил, что у нас будет выбор. Что я должна буду принять решение. Значит, это что-то еще… важнее даже, чем планета.
Отчасти я чувствую себя марионеткой, которую Орион дергает за ниточки. И некоторые из них начинают путаться. А некоторые — рваться.
Сделав глубокий вдох, стараюсь забыть, какими мертвыми казались губы Старшего, когда я пыталась снова вдохнуть в него жизнь.
Была ли эта поломка вообще случайностью? Если кто-то добрался до подсказок, может, они и кислородные трубки на скафандрах прокололи? Пойди я сейчас на криоуровень и проверь их все, найду ли хоть один, на котором нет мелких, почти незаметных повреждений?
Рухнув в кресло у стола, разворачиваю сложенный сонет. Я продолжу играть в игру Ориона. Даже если кто-то пытается меня остановить.
Сонет, как и все остальные в книге, полная чушь. Но, в отличие от других сонетов, он весь в пометках.
XXX Когда на суд безмолвных, тайных дум Я вызываю голоса былого, — Утраты все приходят мне на ум, И старой болью я болею снова. Из глаз, не знавших слез, я слезы лью О тех, кого во тьме таит могила, Ищу любовь погибшую мою И все, что в жизни мне казалось мило. Веду я счет потерянному мной И ужасаюсь вновь потере каждой, И вновь плачу я дорогой ценой За то, за что платил уже однажды. Но прошлое я нахожу в тебе И все готов простить своей судьбе. [3]3
Перевод с английского С. Маршака.