Ярче солнца
Шрифт:
И только почувствовав, как он поднимает руки и обнимает меня, я ломаюсь. Я рыдаю ему в грудь, громко, яростно, не в силах сдержаться, пока не начинаю задыхаться — но этого все равно мало.
— Космос побери, что тут произошло?! — вскрикивает с порога Кит. Ее округлившиеся глаза в изумлении прыгают с Барти на нас, потом на Дока и наконец на Виктрию.
Она падает на колени рядом с телом, не замечая, что пачкает брюки в крови.
— Уже поздно, — говорю я.
Ее взгляд мечется по комнате, и в первый момент мне кажется,
Кит лезет в карман и бросает мне два бледно-желтых пластыря.
— Антидот для фидуса, — говорит она, сразу же двигаясь к Доку.
— Ему не надо, — предупреждаю я. Кит открывает рот, чтобы возразить, но под моим взглядом кивает.
— Возможно, ему и самому лучше пока так, — говорит она обеспокоенно. — Рана, думаю, очень болезненная, а фидус притупит боль.
— Уж это меня совсем не волнует, — говорю я холодно и жестко. — Просто не трогай пластырь.
Кит застывает над раной Дока, оглядывается на меня и наконец медленно кивает, поняв, что я имею в виду. Отрезав штанину, она наклоняется, чтобы осмотреть — я попала прямо туда, куда целила, под колено. Из раны, пульсируя, льется кровь.
Открываю желтый пластырь и вдавливаю Старшему в кожу до тех пор, пока он не начинает морщиться от боли и не моргает поясневшими глазами.
— Ты с нами? — шепчу я.
Он кивает, тут же мрачнея, и задерживается взглядом на трупе Виктрии, а я спрашиваю себя: что он видел под действием фидуса и понял ли вообще хоть что-нибудь, что случилось?
— Ты в него стреляла, — говорит он, перебегая взглядом от Дока ко мне.
Да. Но если бы я не выстрелила… может, он не выстрелил бы тоже. Может, Виктрия была бы сейчас жива.
— Пришлось, — говорю я, надеясь убедить в этом и себя.
Он снова кивает. Не знаю, верит ли он или все же винит меня в ее смерти.
— Глубокая? — спрашивает наконец, кивая мою руку.
— Ты тоже ранена? — отрывается Кит от работы. Пена, которой она покрыла колено Дока, пузырится и розовеет, дезинфицируя рану. Потом Кит начинает накладывать широкую повязку.
— Все нормально.
— Да, тоже, — встревает Старший. — В руку.
Он берет у меня из рук второй желтый пластырь и шагает к Барти. Тот не сводит глаз с Виктрии все время, пока отходит от наркотика, и как только фидус нейтрализуется до конца, он пытается что-то сказать, но давится словами. Потом бросается к телу Виктрии, но Старший ловит его по пути, и они так и стоят, вцепившись друг в друга, и все их соперничество тонет в скорби по подруге детства.
— Ну-ка, — говорит Кит.
Изумленно подскакиваю на месте — я не заметила, как она закончила с Доком. Кит отрезает рукав моей рубашки и очищает рану дезинфицирующей пеной.
— Как она там? — спрашивает Старший, когда они с Барти все же размыкают руки.
Кит открывает сиреневый пластырь.
— Нет, — тут же реагирую я.
— Это от боли.
— Никаких пластырей.
Она пожимает плечами и начинает бинтовать Мне руку. Кровотечение еще не до конца остановилось, но замедлилось — может, даже швов не понадобится. Весь удар приняла на себя Виктрия.
— Идем, — говорит Старший, обращаясь к Барти.
— Куда вы? — спрашиваю я.
— Отправим Виктрию к звездам, — отвечает тот за него.
— Давайте я помогу. — Последнее слово заканчивается шипением, потому что Кит с силой затягивает повязку.
Барти поднимает Виктрию за плечи, а Старший наклоняется и берет за ноги.
— Мы сами справимся, Эми, — говорит он тепло и взглядом умоляет меня понять. Им нужно попрощаться вдвоем. Вспомнить ту Виктрию, какой она была до Ориона, до того, как любовь захлестнула ее и свела с ума. До того, как меня разморозили.
Они молча выносят тело подруги прочь из лаборатории в сторону шлюза, оставив лишь пятно крови на полу.
69. Старший
Барти захлопывает дверь шлюза, и я набираю код. Мы оба стоим у окна и смотрим, как наша последняя подруга детства улетает к звездам.
Тело Виктрии за круглым стеклом поднимается, вакуум затягивает ее, и она уплывает, лежа на животе. Лицо ее скрыто под волосами, а руки протянуты ко мне, но они все отдаляются и отдаляются.
И вот ее уже нет.
Когда закрывается дверь, к нам подходит Кит. Рядом с ней, по-прежнему с пластырем на руке, ковыляет Док. Кит пытается поддерживать его, но он куда крупнее.
— Давай я помогу, — говорит Барти и подхватывает Дока вместо нее. В его глухом голосе звучат непролитые слезы. И, встретившись с ним взглядом, я чувствую — то, что случилось за последние три месяца, не может затмить то, что случилось за последние полчаса. Мы снова друзья.
— Проследи, чтобы пластырь оставался на нем, — напоминаю я, и Барти кивает.
Они с Кит ведут Дока к люку. Секунду думаю, не помочь ли им — втащить его по лестнице будет непросто, — но не могу заставить себя помогать Доку. Я даже видеть его больше никогда не хочу.
Возвращаюсь в ген лабораторию. Эми с перевязанной рукой стоит и смотрит в замороженное лицо Ориона.
Воспоминания о том, что происходило, пока на мне был пластырь, неподатливые и мутные, совсем не как обычно. Разница такая, будто между плаванием в воде и в сиропе. Но я знаю одно: Док убил Марай и остальных, потому что я не такой хороший командир, каким был бы Орион.